11:24

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Университетская карьера Холмса – Новый взгляд

Перси Меткалф


Я выражаю свой интерес к этому вопросу выдвижением некоторых моих собственных идей – основанных на моей статье «Оксфорд или Кембридж или и то и другое?», опубликованной Эдгаром Смитом в «Рождественском ежегоднике Baker Street Journal 1956 года».

Дела, к которым я отсылал своих читателей, это «Глория Скотт», «Обряд дома Месгрейвов», «Три студента», «Пропавший регбист» и «Человек на четвереньках». В первых двух нет упоминания Оксфорда или Кембриджа; «Три студента» с их упоминанием «квадрангла» предполагают, что действие происходит в Оксфорде; тогда как «Пропавший регбист» не представляет никаких трудностей: Кембридж. «Человек на четвереньках» - вполне возможно тоже: и в этом, как сказал сэр Сидни Робертс, состоит вероятный ответ (полагая что, в 1870-е Холмс скорее всего посещал либо Оксфорд, либо Кембридж, нежели какой-то провинциальный университет)

Весьма существенно, что ни в одном из этих дел Холмс не утверждает с полной определенностью, в каком университете или колледже он учился – можно подумать , что при обсуждении с Уотсоном первых двух ранних дел какой-то конкретный ключ к разгадке был опущен – или Уотсон намеренно по каким-то собственным причинам или по желанию Холмса не сказал о нем? Обычно комментаторы группируют все эти дела вместе, но я предлагаю рассмотреть их по отдельности, а затем подвести общий итог.

Глория Скотт

Так как «Глория Скотт» была первым делом, в котором Холмс был привлечен к расследованию, я начну с него. Виктор Тревор был единственным другом, который появился у Холмса «в течение двух лет, которые я провел в(at) колледже». На мой взгляд, это очень важная фраза, ибо Уотсон передает здесь слова Холмса «два года» и «в», т.е.at , а не in college; и два года только в этом колледже. У мисс Сейерс была весьма изобретательная теория, что «at» было ошибочно написано вместо «in»: что в Оксфорде новичкам тут же отводились комнаты в колледже – где они проживали два года и только на третий год учебы могли переехать в комнаты где-то в городе.



Соответственно, бульдог Тревор должен был укусить Холмса, когда он был уже на третьем курсе; в то время как в Кембридже совершенно противоположные обычаи — проживание в городе в течение первого, а иногда и второго года обучения, затем на третий год - в колледже. Она предполагает, что на самом деле Холмс сказал Уотсону следующее: "Он (Тревор) был единственным другом, которого я приобрел за первые два года учебы в Кембридже, когда я жил вне территории колледжа’. Уотсон, либо тогда неправильно это понял, либо сделал поспешную почти стенографическую запись «Единственный друг — два года вне колледжа». Однако я думаю, что, если вспомнить обстоятельства, при которых это дело было рассказано Уотсону, зимним вечером, в тишине гостиной дома 221 б по Бейкер-стрит, будет верным предположить, что Уотсон записал именно то, что сказал ему Холмс. Когда учившийся в университете человек говорит «at college», он имеет в виду время пребывания в этом конкретном колледже университета. Следовательно, ко времени действия «Глории Скотт» Холмс пробыл в университете только два года. Поскольку познания Холмса в химии были "глубокими", это может быть, как предполагает мистер Т. С. Блейкни, указанием на Кембридж, особенно, учитывая присутствие Тревора, жителя Норфолка, не имеющего, по-видимому, никаких связей ни с Оксфордом, ни с Кембриджем, за исключением того, что его "школа", вероятно, выбрала бы Кембридж, как географически более близкий к его дому университет. Полагаю, практически несомненно, что Холмс был стипендиатом — в этом случае он все время жил бы в колледже, если бы был выпускником Кембриджа, и я предполагаю, что в Оксфорде действует аналогичное правило.

Что касается бультерьера, то ничто не мешало Тревору держать пса где-то поблизости, хотя он и жил «в колледже». Он мог вцепиться в лодыжку Холмса на территории колледжа, или последнему, возможно, пришлось переходить дорогу, чтобы дойти до церкви, поскольку он был студентом колледжа, здания которого расположены по обе стороны дороги. Далее, хотя общительному студенту может показаться странным, что Холмс "целыми днями хандрил в своих комнатах и не имел никаких спортивных пристрастий, кроме фехтования и бокса" , следует помнить, что он не был "типичным студентом - он был уникальным". Поэтому я выдвинул предположение, что Холмс и Виктор Тревор были членами одного колледжа, поскольку Тревор-старший называет Холмса «другом своего сына по колледжу». Утверждение мисс Сэйерс о том, что Холмс изучал курс естественных наук, является наиболее убедительным, если учесть его содержание, поскольку, по ее словам, "это почти равносильно окончательной презумпции факта".

Другим интересным моментом в данном случае является фактическая местность Донниторп. Нам говорят, что это к северу от Лэнгмера в краю Бродз, где можно было отлично поохотиться на диких уток на болотах и замечательно порыбачить . Но ни Донниторпа, ни Лэнгмера на самом деле не существует. Холмс, который говорил о них, естественно, уклонялся от ответа относительно фактического местонахождения дома своего друга. Возможно, тут поможет имя врача, который лечил старого мистера Тревора — Фордхэм — это же имя носит деревня недалеко от Даунхэм Маркет в болотистой местности (Fens), хотя Бродз находится в треугольнике Норвич -Грейт-Ярмут -Норт-Уолшем. Где бы на самом деле ни находился Донниторп, в 1870-х годах Холмсу почти наверняка пришлось бы ехать через Кембридж, чтобы добраться туда, поскольку университетский городок находился на главной магистрали из Лондона (Ливерпуль-стрит) в Эли, Норвич, Ярмут и Кромер. Таким образом, независимо от того, принимаем ли мы Кембридж в качестве места действия дела "Глории Скотт" или нет, Холмс должен был быть хорошо осведомлен о его окрестностях, а также о равнинной местности Кембриджшира и болотистой местности в целом, вопреки тем выводам, что можно сделать в «Пропавшем регбисте».

Обряд дома Мегрейвов

Следующее дело в данном контексте – «Обряд дома Месгрейвов». Все без исключения из тех, кто занимался исследованием университетской карьеры Холмса, предполагали, что Тревор и Месгрейв учились в одном университете, если не в одном колледже. Но доказательства этого ни в коей мере не являются убедительными. В "Глории Скотт" Тревор был единственным другом Холмса, а Месгрейв совсем не упоминается. Точно так же Холмс в своем рассказе о Месгрейве не упоминает о Треворе, и если бы все трое действительно учились в одном университете, можно было бы ожидать, что Холмс заметил бы что-то вроде этого: "После ухода Тревора, я познакомился с Месгрейвом". Хотя и очевидно, что у этих двух молодых людей не было ничего общего, один (Тревор) был "сердечным и жизнерадостным", а другой (Месгрейв) - "тихим и сдержанным", они не обязательно учились в разных университетах или даже в разных колледжах, хотя замечания Холмса об этих двух студентах заставили меня признать, что так оно и было. Мы знаем, что это совет Тревора старшего впервые заронил в голову Холмса идею о том, что из своих исключительных способностей он может сделать профессию: " по-моему, все сыщики – как реальные, так и вымышленные - по сравнению с вами младенцы. Это - ваше призвание, можете поверить человеку, который кое-что повидал в жизни. " Затем давайте скажем, что Холмс уже два года изучал курс естественных наук, и, поскольку мы знаем, что он не получил диплома ни в одном из университетов, то ничто, на мой взгляд, не мешало ему поступить в Оксфорд, чтоб закончить свое образование. Ученая степень была ему больше не нужна, поскольку он определился со своей будущей карьерой и последовал совету Тревора старшего. Если бы он захотел избрать какую-то профессию, то был бы вынужден продолжить обучение, особенно если , как я уже сказал, он был стипендиатом своего колледжа. Для стипендиата было бы трудно изменить курс обучения, пройдя его уже на две трети. Конечно, существует проблема, примет ли Оксфордский колледж, в том числе и в качестве стипендиата того, кто не закончил предыдущий курс обучения. Но я хочу выдвинуть предположение, что Холмс не был стипендиатом в Оксфорде (но я ни на секунду не собираюсь утверждать, что уровень образования в Оксфорде – сейчас или был прежде, - выше чем в Кембридже!).

У Месгрейва был домашний учитель, и, следовательно, он не посещал подготовительную или, как бы добавила мисс Сейерс, частную школу. Если это не так, то он учился бы в Итоне, Хэрроу или Винчестере, вероятнее всего в первом. И если он был выпускником Итона, то в Кембридже есть только три колледжа, из которых в то время мог бы выбирать такой человек, как Месгрейв: Кинг, Магдален и Тринити. Первые два были тогда практически эксклюзивны для выпускников Итона – Кинг – для стипендиатов, а Магдален, в котором было мало стипендий и они были не слишком велики – для богатых бездельников. Тринити был комбинацией первых двух.



Но исходя из слов Холмса в «Пропавшем регбисте», я не думаю, что он учился в Тринити. Сторонники Оксфорда единодушно указывают на Крайст Черч, как наиболее вероятный колледж – «склонность, к которой не может придраться ни один выпускник Кембриджа» - как сказал сэр Сидни Робертс. Если процитировать Уотсона, у Холмса были основательные практические знания английских законов (под которыми, я полагаю, он подразумевал английское общее право)и огромные знания сенсационной литературы. Это предполагает официальное изучение права, а не зубрежку непрофессионала. Поэтому не исключено, что, приняв решение относительно своей будущей карьеры, Холмс покинул Кембридж, не получив ученой степени, и отправился в Крайст Черч, чтобы сдать экзамен на степень бакалавра, хотя так и не удосужился ее получить. Возможно ли, что так как, что у него не было стипендии, денежные средства семьи иссякли, или, что Майкрофт еще недостаточно хорошо обосновался на государственной службе, чтобы дать ему взаймы? Это были бы три экзамена — по иностранному языку (французскому или немецкому), праву (с акцентом на криминальную составляющую) и одной из естественных наук. ‘Greats’(выпускные экзамены на степень бакалавра искусств по классическим языкам и философии) его бы не заинтересовали.



Если это предположение верно, то хотя он технически был новичком, в реальности Холмс был бы студентом третьего курса и как таковой, вероятно мог бы сойтись с Месгрейвом, который в то время тоже был третьекурсником. Это тем более вероятно, что студенты в университете строго придерживались общества своих однокурсников (обычай, который был смягчен только после двух мировых войн, когда возраст первокурсников мог варьироваться от 18 до 26 лет). Мы можем предположить, что Холмс применял этот принцип на практике, и что " в последние годы моего пребывания в университете там немало говорили обо мне и моем методе "; то есть он несколько перерос свою сдержанность и стал более общительным, поскольку еще в университете у него было более чем поверхностное знакомство с Месгрейвом: " Время от времени нам случалось беседовать, и, помнится, всякий раз он живо интересовался моими методами наблюдений и выводов ".

Три студента

Этот случай произошел в 1895 году, примерно через 20 лет после того, как Холмс закончил университет. Холмс и Уотсон провели несколько недель в университетском городке, о котором идет речь (Оксфорд в то время считался большим городом, Кембридж – университетским городком), когда Хилтон Сомс пришел к ним со своей проблемой. Я склонен думать, что Сомс был другом Уотсона, поскольку последнему были известны его манеры, а Холмс поначалу не хотел браться за это дело. Не исключено, что два друга не раз обедали за преподавательским столом в колледже Св. Луки в качестве гостей Хилтона Сомса, после чего проводили время в комнатах своего хозяина. Этим можно было бы объяснить (если нужно таким образом освежить память) откуда "проницательный наблюдатель" знает о том, что в комнатах колледжа были двойные двери (как еще можно было "показать, что вход воспрещен"?) — обычное явление как в Оксфорде, так и в Кембридже. К 1895 году Холмс стал человеком, известным всей стране, поэтому было естественно, что Сомс сразу же обратился к нему. Теория мистера Брэнда о том, что Холмс знал количество магазинов канцелярских принадлежностей в Оксфорде и окружающую местность, не убедительна, поскольку, независимо от того, учился он в Кембридже или нет, среди тех недель, проведенных за изучением хартий – в Бодлеанской библиотеке? – должно было остаться какое-то время для неспешных прогулок по городу. Еще одним необычным моментом в этом деле является поведение Сомса — он знал, что трое претендентов на стипендию Фортескью живут в одном здании с ним (что само по себе является экстраординарным совпадением), и все же он оставил гранки лежать открытыми на своем столе, хотя перед уходом запер дверь. Теперь в Кембридже всегда есть дубликаты документов, подготовленные на случай такой возможности. Они печатаются только за ночь до экзамена — в Оксфорде наверняка действует аналогичная схема, поэтому трудно понять, почему он тихо "не совершил подмены ", предварительно уведомив о случившемся своих коллег-экзаменаторов. Возможно, он думал, что это нанесет ущерб репутации его колледжа?

Это правда, как предполагает сэр Сидни Робертс, что Холмс совершенно естественно говорит о четырехугольном дворе (квадрангле), но то же самое делает и Уотсон. Они, должно быть, слышали это слово бесчисленное количество раз за недели своего пребывания здесь. Тем не менее, я склонен думать, что местом действия «Трех студентов» был Оксфорд.

Мистер Т. С. Блейкни в своем примечании к моему первоначальной статье в Рождественском ежегоднике B.S.J. за 1956 год (S.H.J. Vol. 4. № 1. стр. 14 — “Местность «Трех студентов”) ясно показал в пункте ‘Хартии’, что Оксфорд в 1895 году был бы наиболее вероятным центром для изучения древних хартий. (Я в долгу перед ним.)

Пропавший регбист

Это дело не представляет проблемы с точки зрения определения места действия — именно замечания Холмса о Кембридже убедили и Гэвина Брэнда, и сэра Сидни Робертса в том, что он никогда не учился в этом университете. Прежде чем обсуждать это более подробно, я хотел бы привязать это дело к определенному году. Наиболее полезной подсказкой является счет в университетском матче по регби и тот факт, что Холмс надеется, что доктор Армстронг окажется достойным преемником профессора Мориарти (т.е. это уже после 1893 года). Мистер Блейкни предполагает 1898 год (февраль); мистер Белл, 1897 год (февраль); мистер Брэнд, 1897 год. «The Blues Handbook», опубликованный в 1900 году, дает следующую информацию за 1893 год: Оксфорд выиграл в 1893 году (1:0), в 1896 году (9: 8) и в 1897 году (2:0). Игра 1894 года закончилась вничью, Кембридж выиграл в 1895 (1:0), и 1899 (2 гола и 4 попытки - ноль). Все игры были сыграны в Queen's Club. Можно было бы ожидать, что Уотсон, сам первоклассный игрок, правильно подсчитает счет, но это соответствует только игре 1898 года, которую выиграл Кембридж. Я склонен думать, что речь идет именно об игре 1897 года. Все вышеупомянутые игры были сыграны в первую или вторую неделю декабря после окончания полного семестра. Следовательно, вероятной датой этого дела является не февраль 1897 года, как хотел бы убедить нас Уотсон, а декабрь 1897 года — примерно за шесть лет до того, как Уотсон опубликовал это дело в «Стрэнд Мэгэзин». Холмс, если моя теория верна, покинул Кембридж примерно за 20 лет до того, как имело место это дело. С тех пор он побывал в Оксфорде и как студент и с целью расследования. Он не был идеальным студентом, и его нельзя было назвать лояльным выпускником — для этого он был слишком исключительной личностью. Он провел два года в Кембридже, слоняясь по своим комнатам, отрабатывая свои метод мышления, и, таким образом, нет причин, по которым он должен был назубок знать деревни вокруг Кембриджа, конечно, за исключением, Трампингтона и Грантчестера. Но, конечно, с раскрытой картой «Орднанс», задача не должна была быть слишком сложной. Что он должен был быть знаком с ландшафтом болот, я уже упоминал при обсуждении "Глории Скотт" - это Уотсон был не осведомлен в этом отношении.



Как указал сэр Сидни Робертс, выражение «running down» в Кембридж весьма существенно; но еще более странен тот факт, что ни Овертон, ни Холмс не упоминают станцию «Ливерпуль стрит» - более быструю и прямую дорогу в Кембридж, чем с вокзала Кингс Кросс. Когда два друга прибыли в Кембридж, семестр был окончен и город был безлюдным, только те, кто остаются в нем по окончании семестра, могут понять, каким пустым и , возможно, негостеприимным может быть университетский город в такое время. Так что в замечаниях Холмса по этому поводу не обязательно есть что-то роковое.

Человек на четвереньках.

Это дело датировано 1903 годом. Кэмфорд снискал расположение Холмса. «В гостинице "Шахматная Доска", если мне память не изменяет, очень недурен портвейн, а постельное белье выше всяких похвал. Право же, Уотсон, наша судьба на ближайшие несколько дней складывается куда как завидно.» Я могу подписаться под подобным же отзывом о «Митре» в Оксфорде.



В начале своего отчета Уотсон говорит нам о том, что неприятный характер этого дела требует соблюдать известную сдержанность и осмотрительность: мы можем поздравить его с тем, как удачно он с этим справился. Сперва я подумал, что Холмс мог слышать лекцию профессора Пресбери; но очевидно последний был совершенно ему незнаком. Странно также, что дом Пресбери был неизвестен Холмсу: можно было бы ожидать, что доктор Беннетт дал адрес, когда так подробно описывал дом профессора (или это еще одна иллюстрация такта Уотсона?)Поездка вдоль ряда старинных колледжей предполагает либо Хай-стрит в Оксфорде, либо Тринити-стрит в Кембридже. Когда я перечитал этот случай еще раз, мне в голову пришло еще одно решение: если бы можно было идентифицировать любой университет с кафедрой физиологии, а также с кафедрой сравнительной анатомии, то вопрос, наконец, был бы решен. Исторические реестры как Оксфорда, так и Кембриджа до 1910 года показывают, что в обоих университетах были кафедры физиологии — Оксфордская кафедра была основана в 1877 году, ее патроном с 1885 по 1912 год был Фрэнсис Готч, магистр медицины, научный сотрудник Мертона; Кембриджская - в 1883 году, когда ее первый патрон, сэр Майкл Фостер, научный сотрудник Тринити, оставался профессором до 1903 года. В Кембридже нет кафедры сравнительной анатомии как таковой, но в 1866 году была основана Кафедра зоологии и сравнительной анатомии, ее первый патрон, Альфред Ньютон, А. М., из Магдален колледжа, все еще был профессором в 1903 году. С другой стороны, в Оксфорде в 1903 году существовала кафедра сравнительной анатомии, которую с 1899 года возглавлял У. Ф. Р. Уэлдон, магистр медицины из Мертона, некогда служивший в колледже Святого Иоанна, в Кембридже. Эта кафедра, первоначально основанная как кафедра человеческой и сравнительной анатомии Линакр-колледжа, была изменена в 1893 году на Линакрскую кафедру сравнительной анатомии и снова в 1915 году,на кафедру зоологии и сравнительной анатомии. Несмотря на благоразумие Уотсона, это еще раз указывает на Оксфорд как на место действия «Человека на четвереньках». Гостиницы «Шахматная доска» нет нигде, но я склонен считать , что рекомендации Холмса относятся к Оксфордской «Митре». (Шахматная доска – это подобие настольной игры с клетчатым полем, а епископская митра может напоминать шахматного слона)


В заключение я бы предположил, что «Глория Скотт» указывает на Кембридж, «Обряд дома Месгрейвов» - на Оксфорд, «Три студента» - на Оксфорд, «Пропавший регбист» - на Кембридж и «Человек на четвереньках» - на Оксфорд. Кембриджским колледжем Холмса, на мой взгляд, мог быть Гонвилл-энд-Киз, поскольку этот колледж известен своей связью с естественными науками и медициной. Ниже я представляю хронологию колледжской карьеры Холмса и его современников следующим образом:

1853 (или 1854) Родился Шерлок Холмс

Октябрь 1871 или январь 1872 Холмс поступает в Кембридж. Тревор поступает в Кембридж. Месгрейв поступает в Оксфорд.

1872(1873) Холмс знакомится с Тревором

1873(1874) начало июля Холмс посещает поместье Треворов

1873(1874) конец сентября Умирает Тревор старший, конец дела «Глории Скотт». Тревор покидает университет.

1873(1874) Октябрь Холмс решает закончить свое образование в Оксфорде

1874 (1875) О Холмсе начинают ходить разговоры среди студентов. Месгрейв сдает экзамены на получение степени
бакалавра и оставляет университет.

1875(1876) Холмс оставляет Оксфорд, не получив ученой степени и поселяется в комнатах на Монтегю-стрит в
Лондоне

Летние каникулы 1874, 1875, 1876 Холмс проводит за границей во Франции, Германии и Италии

1878,1879 или 1880 Обряд дома Месгрейвов

В вышеупомянутой небольшой монографии я высказал свою точку зрения, основанную на доказательствах, о студенческой карьере Холмса, когда я писал ее в 1956 году. Время не заставило меня изменить свои взгляды. Я хочу совершенно ясно дать понять, что я пришел к вышеуказанным заключениям, не зная о том факте, что мистер Элмер Дэвис пришел к тем же самым выводам в 1933 году, и только после января 1957 года великодушный Уильям Баринг Гоулд прислал мне дарственную копию своего «Хронологического Холмса», прочитав уже упомянутую мою статью в «Baker Street Journal» с надписью «искренне согласен, что это был ни Оксфорд, и ни Кембридж, а оба они вместе»

Если моя гипотеза верна, то все предыдущие и будущие аргументы по этим дискуссионным вопросам представляют сбой только академический интерес. Однако, я надеюсь опубликовать результаты дальнейших исследований этих вопросов, как только представится удобный случай.

@темы: Шерлок Холмс, Исследования, Sherlock Holmes Journal, Холмс в университете

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Очень неплохая статья и я очень рада, что наткнулась на нее. Но сначала скажу несколько слов.

У меня уже в эпоху интернета сложилось довольно устойчивое, не слишком позитивное мнение в отношении Виктора Тревора. Полагаю, что я прочла что-то такое... возможно, на том же Sherlockian.net, где когда-то было немало очень интересных пастишей. И это я тогда вообще тыкалась куда попало и велась лишь на какие-то, наверное, слишком эффектные названия, а то бы у меня была отдельная коллекция материалов оттуда, которые теперь, увы, канули в лету, и сайт стал совсем другим. Но оставлю сейчас воспоминания, просто могу предположить, что мои впечатления пошли откуда-то оттуда. И, возможно, было еще что-то слэшное, которое подкрепило сомнительную репутацию Тревора. И, в общем, если не брать совсем уже вопиющие примеры, он был представлен весьма эгоистичным типом, резко когда-то порвавшим свои отношения с Холмсом и, возможно, отчасти положившим начало Холмсовскому одиночеству - ну, это чисто мои фантазии.
Тем не менее, вот даже среди классических шерлокианцев были подобные идеи и была, хоть и немного сомнительная, но не лишенная интереса статья, где Треворы представлены каким-то крайне преступным семейством, куда попадает юный Холмс.morsten.diary.ru/p217871423.htm Прямо сам собой напрашивается фанфик!

Еще был наш отечественный очень простенький и наивный фанфик, где как раз промелькнули идеи того, о чем я говорю. Как будто мы с автором читали одни и те же англоязычные фики. Вот здесь. morsten.diary.ru/p221005285_luchshij-drug-holms... "Лучший друг Холмса и это не я"

И хочу сказать, что данная статья оказалась чем-то средним. Но очень мне понравилась даже не какими-то своими итоговыми выводами, а тем, как подробно разобраны здесь события "Глории Скотт".

Теперь будет сама статья, а ниже я еще скажу несколько слов.

Статья, собственно, из "Baker Street Journal" за осень 2014 года.

Вы никогда не слышали от меня о Викторе Треворе?

Люси Кейфер




Как и подобает предшественнику Джона Уотсона, Виктор Тревор до своей случайной встречи с химиком-энтузиастом Шерлоком Холмсом - не имеющий друзей студент колледжа. Эти двое становятся друзьями, распутывают тайну и даже какое-то время вместе живут. У Тревора есть «буль-терьер», у Уотсона «щенок бульдога». Но в отличие от доброго доктора, Виктор Тревор всегда был немного загадочен.
читать дальше

@темы: Статьи, Шерлок Холмс, Исследования, Виктор Тревор, BSI, Глория Скотт, Вампир из Сассекса, Холмс в университете

11:29 

Доступ к записи ограничен

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Для начала скажу, что когда-то наткнулась на ебэе на книгу The crowded box-room Теодора Блегена. Что-то вроде "переполненной кладовой", хотя я думаю, что скорее речь идет о чердаке). Книга была как бы от общества "Норвежских исследователей Миннесоты", которых я долгое время так и считала скандинавами, и имя Блегена мне показалось вполне себе норвежским. Я и раньше про эту книгу что-то слышала и очень обрадовалась, хотя была она довольно дорогой, хотя встречались и более дорогие экземпляры аж с трехзначными цениками. И вроде все хорошо, но Бандеролька тогда мне отказала из-за того, что это вроде антиквариат - с тех пор побаиваюсь заказывать у них старые книги и журналы, хотя журналы приходилось покупать и старее. Но скоро мне очень повезло, потому что внезапно попался сборник этого общества, куда кроме этой книги входило еще три и что характерно было все это раз в пять дешевле.
Но это чисто коммерческая предыстория. И сейчас речь пойдет о статье "Холмс и оксфордский стиль" из части "Культивирование Шерлока Холмса". Это будет последняя статья на тему университета, и она как раз уже где-то на грани между университетом и Бейкер-стрит - прекрасный выбор, чтобы тему университета, наконец-то закрыть.

Мне статья очень понравилась, и Холмс там рассматривается с довольно интересной стороны. Хотя в какой-то момент подумалось, что вот так по винтикам все разбирать - это не есть хорошо. Но это с одной стороны, а с другой - при таком подробном разборе узнаешь иногда самые неожиданные вещи. Ну, и все время ловлю себя на мысли,что если те же европейцы и американцы плохо знают нашу культуру, то и мы полно всего не знаем о культуре Европы и Америки. Говорю не о самых известных книгах, писателях и культурных явлениях, а о многом другом, из чего эта культура складывается. Это очень чувствуется, когда читаешь такие статьи, где полно неизвестных имен и цитат. И попробую внизу дать кое-какие примечания.
По ходу дела интересно было узнать, что Милнс, слова которого тут позже приводятся и о котором я немного написала в примечаниях, это тот джентльмен, что ухаживал за Флоренс Найтингел в одноименном фильме ( с участием Бретта), и которого играл Тимоти Далтон - как же все связано)

Подумалось еще, что Уайльд приложил руку к рождению Холмса еще до "Знака четырех")

Холмс и оксфордский стиль

Джозеф Б.Коннорс



1.
Мне хотелось бы предложить новое решение к одной из старейших канонических задач. Возможно, это самая старая задача, ибо Артур Бартлетт Морис привлек к ней внимание еще в 1902 году. Я имею в виду часто обсуждаемое противоречие между рассказом Уотсона в начале Канона, когда он процитировал Томаса Карлейля, и Холмс «наивно спросил, кто он такой и чем знаменит» и более поздним разговором в «Знаке четырех», когда Холмс спрашивает Уотсона, как идут дела с его Жан Полем.

«- Прекрасно. Я напал на него через Карлейля.
- Это все равно, что, идя по ручью, дойти до озера, откуда он вытекает.»

Если предложенное мной решение верно, оно, как побочный результат представит «больше данных» для продолжения исследования еще одной старой канонической загадки; часто задаваемого, но на самом деле так никогда и не решенного вопроса о том, учился ли Холмс в Оксфорде или в Кембридже, или же ни в том и ни в другом, или, наоборот, в обоих этих университетах.
Нет необходимости останавливаться здесь на первоначальной небрежной неточности Уотсона, который приравнил познания Холмса в литературе к нулю, потому что космополитическая эрудиция Холмса и его библиофильство были уже изучены многими специалистами. Временами встречающееся предположение, что Холмс после своих ранних разговоров с Уотсоном, основательно «подучил» прежде игнорируемые им вопросы, можно без долгих рассуждений отвергнуть.Ссылки Холмса на литературные источники позволяют ощутить его давнее и близкое знакомство с литературой. Кроме того, как заметил Роджер Ланселин Грин, не в характере Холмса было пытаться овладевать всевозможными знаниями по ускоренной программе.
Неизбежный вывод – то, что Холмс намеренно мистифицировал Уотсона, когда тот заговорил о Карлейле. Но зачем он это сделал? В начале их знакомства, когда Уотсон еще даже не знал о профессии своего компаньона, Холмс вряд ли стал бы разыгрывать доктора просто ради того, чтобы позабавиться. Кажется ясным, что и в этом случае и тогда, когда он притворялся, что ничего не знает о солнечной системе, Холмс выбрал особую систему ведения разговора. По крайней мере, Гевин Брэнд, я думаю, указывает как раз в верном направлении, когда говорит, что вопрос о Карлейле был задан «в то время, когда Холмс хотел уделить все свое внимание еще нераскрытому делу и не хотел быть втянутым в разговор о Карлейле или о чем-либо еще».

По какой бы то ни было причине, Холмс в ту минуту хотел положить конец любым обсуждениям Карлейля или цитатам его творчества. Как замечает Бренд, мы не знаем обстоятельств, при которых это было сказано; и добавлю – не знаем, в какой точно форме это было сделано. Нам не известно, точно ли процитировал Уотсон Холмса, когда писал, что тот «наивно спросил», кто такой Карлейль и чем он знаменит. Холмс задал прямой вопрос, наподобие известного редакторского вопроса Гарольда Росса «Кто он?»?* Или же с ленивой улыбкой, взяв свой личный справочный указатель, он сказал что-то вроде: «В моем поле зрения есть Эгнус Карлейль, Кройдонский фальшивомонетчик, и конечно, гнусный Малькольм Карлейль из Майл Энд Роуд, но ваш Карлейль до сих пор ускользал от моего внимания»?
Полагаю, Уотсон в это мгновение стал жертвой особого риторического приема. Более того, я думаю, что в подобной технике особенно искусны были бывшие студенты Оксфордского университета. Это был один из ингредиентов той сложной, необъяснимой, почти неуловимой манеры поведения, которую иногда называют «Оксфордским стилем».
Мы можем наблюдать поразительную иллюстрацию этого приема в необычайных дебатах между представителями Оксфорда и Кембриджа, которые имели место в Оксфордском союзе 29 ноября 1829 года, результат вызова, брошенного Кембриджским союзом. Группа блестящих, серьезных кембриджцев – Артур Генри Хэллэм, Томас Сандерленд и Ричард Монктон Милнс – позже лорд Хоутон – отправились в Оксфорд, чтобы вступить в дебаты на тему, кто был более выдающимся поэтом: Байрон или Шелли. Оксфордские участники дебатов, Френсис Дойл, позже преподававший там поэзию, и Генри Маннинг, позже кардинал Маннинг–поддерживали сторону Байрона, который в Кембридже получил степень магистра. Кембриджская группа выступала за превосходство Шелли, который был изгнан из Оксфорда (вместе со своим ближайшим другом, юношей по имени Томас Джефферсон Хогг), что было последствием публикации памфлета «Необходимость атеизма».
Отчеты о дебатах в мемуарах викторианской эпохи передают самые разные впечатления. Маннинг, спустя многие годы бросая взгляд назад, запомнил их, как полный разгром оксфордцев ревностными и горячими кембриджскими ораторами. Но не всем кембриджским делегатам дебаты запомнились именно с такой точки зрения, как нам известно из биографии Монктон Милнса**, написанной Джеймсом Поупом-Хеннесси:
«С точки зрения Кембриджа дебаты увенчались совсем не таким успехом, какого можно было пожелать… Оксфордские молодые джентльмены казались такими же элегантными и спокойными, как и их комната, и расхаживали вокруг камина с вызывающей невозмутимостью. И что хуже всего, они утверждали, что никогда не слышали о Шелли, и один из них даже прикинулся, что считает, что кембриджцы приехали, чтобы выступать в поддержку Шенстона.»


Монктон Милнс
И разве среди этих оксфордцев начала XIX века мы не видим очень четкого примера игры того типа, что практиковал Холмс, когда делал вид, что никогда не слышал о Карлейле?
читать дальше


@темы: Шерлок Холмс, Уайльд, Исследования, Холмс в университете, Норвежские исследователи Миннесоты

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Перед тем, как переходить к своему переводу, позволю себе посетовать на ситуацию.
Ну, вот если, кто и скажет, что нам санкции ни по чем, то это не я. Это я сейчас не о ценах и не об исчезающих постепенно товарах, а вот как минимум о не действующих теперь "там" наших картах. При чем , когда стало об этом известно, я как фаталист, махнула рукой вместо того, чтоб воспользоваться последней возможностью. Ну, вот сейчас как-то нашла лазейку, но она , конечно, спасает не во всех случаях. И можно еще отдельно говорить о задержанных в Берлине наших посылках. Но я сейчас не об этом.
Зашла я сегодня в один дневник. И оно мне напомнило об еще одной "занозе". Сценарии Берта Коулза к его радиопостановкам. Радиоспектакли-то я, конечно, скачала, но с моими способностями к восприятию английского на слух, мне надо сутками сидеть и пытаться что-то разобрать. Ну, и вообще, сценарии - это же та же пьеса. И я уже знаю, как классно они написаны. Хотела приобрести, но все откладывала, и если б это просто был магазин, а то все сложнее и сейчас об этом надо забыть, наверное. Я и забыла почти, а вот сегодня вспомнила. Ну, и да, хоть локти кусай.


Ну, вот, на самом деле, был момент, когда я хотела бросить эту статью) Она собственно одна из многих все на ту же тему: Оксфорд или Кембридж. И, думаю, что это все же неразрешимая загадка. Одни и те же аргументы разные исследователи истолковывают по-разному, при этом отчаянно критикуя друг друга.
И перевела я эту статью - честно говоря, весьма коряво) - лишь потому, что мне о чем-то напомнило имя автора. При чем до такой степени, что решила сделать по этому поводу отдельный пост, где уже подробно все распишу.
Так вот этот автор подвергает критике как раз только вышедшую (на момент написания этой статьи) книгу Тревора Холла, из которой я как раз и приводила предыдущее исследование. Так что тут прямо путешествие во времени. Книга вышла где-то в 1970 году, и передо мной как раз лежит "Sherlock Holmes Journal" за лето 1970 г.
Если честно, здесь тоже все довольно сомнительно, и статью перевела исключительно для истории. Хотя вот должна признать правоту автора, когда он вскользь упоминает Эдмунда Гарни. У каждого есть свой "пунктик" и Тревор Холл совершенно серьезно пишет в отдельной главе, что это чуть ли не самый лучший друг Холмса во время его пребывания в университете. И это примерно из той же оперы, что и Мориарти - учитель Холмса, а может даже хуже))

И тут вот опять будут небольшие расхождения с нашим привычным переводом, в котором Холмса в "Этюде" студентом никто не считает, в отличие от оригинала.

В университете

Некоторые мысли об учебных годах мистера Шерлока Холмса

Роджер Ланселин Грин


В своей недавно вышедшей книге «Шерлок Холмс: десять литературных исследований» мистер Тревор Холл рассказывает нам о том, как однажды онобвинил покойного сэра Сидни Робертса в «неуместном вторжении фактов в шерлокианские исследования», когда тот продемонстрировал, что Т.С.Холмс из неправильно напечатанного имени Великого Сыщика превратился в канцлера епархии Уэллса. Могу ли я предложить в начале этих беспорядочных записей, чтобы такие «факты» были совершенно исключены из наших исследований? Тогда я воздержусь и не стану называть имя мистера Р.Е.Х.Холмса, студента в 1873-78 годах из оксфордского колледжа Крайст Чёрч, чтоб доказать свои собственные открытия.Можем ли мы также забыть Ричарда Месгрейва, предположительно студента Тринити-колледжа в 1870 году, на которого он слепо полагается – а я тогда не стану в противовес ему выдвигать кандидатуру сэра Ричарда Джона Месгрейва, родившегося в декабре 1850 года, в качестве его очевидного соперника? А если он будет и дальше настаивать, что один из его собственных любимых героев, Эдмунд Гарни (1847-1888) учился «в колледже» с мистером Шерлоком Холмсом, то я как-нибудь попытаюсь доказать, что мой собственный фаворит, Эндрю Лэнг (1844-1912) – помимо этого один из членов-учредителей Общества Психических исследований–был именно таким человеком: хотя было бы легче заменить его преподобным Доджсоном (Льюисом Кэроллом), который, на самом деле, мог быть преподавателем математики мистера Холмса в колледже Крайст Черч…
читать дальше

@темы: Шерлок Холмс, Исследования, Sherlock Holmes Journal, Берт Коулз, Холмс в университете, Ланселин Грин

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Для начала я все же скажу, что, наверное, надо проштудировать все имеющиеся статьи на эту тему, чтоб составить собственное мнение по этому вопросу. С одной стороны, все исследователи приводят весьма разумные доводы, и в то же время некоторые из них представляются несколько слабыми и натянутыми. Когда читала и переводила монографию Утехина "Холмс в Оксфорде", его теория казалась очень убедительной, сейчас столь же убедительной представляется и кембриджская.
Местами здесь было слишком много географических названий, которые нам в общем-то мало, что говорят, и я там, почувствовав, что просто тупею от бесконечного перечисления названия колледжей и улиц, полезла на ютуб и попробовала виртуально пройтись по этим самым улицам, и все стало гораздо яснее, словно, и правда, там побывала.
Потом немного поковырялась с названием York South Mews, это вроде как лондонская улица (или какое-то место там), которую переименовали в Sherlock Mews. И насколько я понимаю, Mews - это вообще-то изначально, что-то вроде конюшен. Короче, ничего подобного не нашла ни под старым, ни под новым названием.

Теперь благодаря фотографиям Sherlock, буду знать, как выглядит эта улица, за что ей большое спасибо)
Sherlock Mews

читать дальше
Ну, остальное в процессе)

***


После того, как я прочел уйму литературы по оксфордско-кембриджским дебатам, мне показалось, что аргументы оксфордцев были чрезвычайно уязвимы для знающего критика, что я и пытался донести до читателя на предыдущих страницах. И в самом деле, единственным, ничем не опровергнутым, фактом оказалось доказательство доктора Бристоу, полученное благодаря его восхитительному исследованию «черной массы, похожей на замазку» с ее неоспоримым происхождением, что дело «Трех студентов» происходило в Кембридже! Значит, из этого следует, что колледж «Святого Луки» (Уотсон сказал, что скрыл «любые подробности, позволяющие читателю определить, в каком колледже происходило дело»), с его «старинным двориком, поросшим лишайником», находился в Кембридже. Из этого, окончательно установленного факта следует, что фраза Хилтона Сомса об университетских дверях приобретает большое значение, так же, как знакомство Холмса с городом и университетом, которое он продемонстрировал своим знанием магазинов канцтоваров и тем, что без труда смог в шесть утра найти дорогу на спортплощадку, чтобы взять там образчик «черной замазки или глины».
Есть некоторая ирония в том, что доктор Бристоу, выдающийся кембриджец , но в отношении Холмса придерживающийся оксфордской теории, вот таким вот образом привел нас назад к своему собственному университету, к мистеру Морли и голубой ленте на шляпе, и к бультерьеру, укусившему Холмса в его собственном кембриджском колледже, когда тот шел в церковь. Мне остается лишь представить оставшиеся, сходящиеся в одном, неоспоримые доказательства того, что Холмс, в самом деле, учился в Кембридже, где им овладела свойственная ему страсть к естественным наукам.
Давайте посмотрим на странное дело «Человека на четвереньках» , которое произошло в сентябре 1903 года и было одним из последних дел Холмса перед тем, как он оставил активную практику и уехал разводить пчел в Сассексе. Следует вспомнить, что ввиду странного поведения знаменитого кэмфордского физиолога, безнадежно влюбленного профессора Пресбери, предполагалось, что любой всплеск отвратительного скандала можно было предотвратить (хотя признаюсь, я не понимаю логики подобных соображений Уотсона), скрыв точное название известного университетского города. Уотсон назвал его Кэмфорд и, несомненно, предприняв еще и дополнительные меры предосторожности, не сообщил, не там ли учился Холмс. Однако, эксперты единогласно признали, что Холмс был кэмфордским студентом на основании произнесенных им еще в Лондоне слов. Сэр Сидни Робертс хорошо изложил суть дела, если не считать того, что он ошибочно предположил, что Кэмфорд это Оксфорд.
«В «Человеке на четвереньках» Уотсон , следуя за плачевным примером Дина Фаррара, весьма заманчиво называет университет Кэмфордом, и тут мы встречаем слова Холмса, который с любовью вспоминает: «В гостинице "Шахматная Доска", если мне память не изменяет, очень недурен портвейн, а постельное белье выше всяких похвал. Право же, Уотсон, наша судьба на ближайшие несколько дней складывается куда как завидно.» Здесь, и только здесь, указание на достоверность, и теперь абсолютно ясно, что Холмс учился в «Кэмфорде».»
Но сэр Сидни проглядел (что удивительно, так это находится на той же странице) весьма важную фразу, описывающую поездку Холмса и Уотсона из «старинной гостиницы» к дому профессора Пресбери. Они поехали в кэбе, который «мчал нас вдоль ряда старинных колледжей». На что указывает эта фраза: на Оксфорд или Кембридж? «Краткий Оксфордский Словарь» дает определение ряда, как «некоторого количества человек или предметов, стоящих вдоль более или менее прямой линии». Держа в уме подобное определение, причем из самого Оксфорда, давайте пройдемся по Оксфорду и посмотрим, что он может нам предложить, не считая здания колледжей, стоящих по отдельности. Войдя в город со стороны Вудстока или Бэнбери, мы окажемся на Сент-Джайлс-стрит, и по левую руку от нас будет колледж Святого Джона. Будем крайне беспристрастны, рассматривая Магдален-стрит, по которой мы продолжаем свой путь - где слева окажется Тринити-колледж – и которая будет частью Сент-Джайлс-стрит, и у нас тут всего два колледжа, которые прилегают друг к другу и находятся более или менее в одном ряду. Если мы свернем налево, на Броуд-стрит, то найдем там только Бейллиол-колледж и Новую Бодлианскую библиотеку.
На проходящую параллельно Хай-стрит мы можем пройти двумя путями. Если мы дойдем до конца Броуд-стрит и повернем направо в Катте-стрит, то мы пойдем между Хартфордским колледжем и колледжем Всех Душ слева и Камерой Рэдклиффа и Школой Богословия – справа. Однако, если мы чуть раньше повернем направо на Тёрл-стрит, то по левую сторону будут колледжи Экзетер , Линькольн и Колледж Иисуса – по правую. Вот мы уже на Хай-стрит, но до сих пор не увидели ничего хоть сколько-нибудь похожего на ряд университетских зданий.
Теперь давайте посмотрим на Кембридж, с его длинными знаменитыми улицами Сент-Джон-стрит, Тринити-стрит и Кингс Парад. Здесь, справа мы тут же видим ряд прилегающих друг к другу зданий колледжей Святого Джона, Тринити, Гонвил-энд-Киз, Университетского Совета, Кинг-колледжа и колледжа Святой Екатерины. Это, в самом деле, сплошная линия колледжей, по которой можно фактически пройти от одного ее конца до другого, со всеми их лужайками, садами, мостами через реку позади них, которые все месте образуют Backs (парки и лужайки кембриджских колледжей вдоль реки Кем), что и составляют известную на весь мир красоту Кембриджа.

Можно бы, конечно, сказать, что благодаря вклинившемуся сюда зданию Университетского Совета, этот ряд из пяти колледжей нельзя назвать сплошным, но, я уверен, что законность этого возражения оспорит любой, хорошо знакомый с Кембриджем, даже если мы предположим, что кэб ехал через центр города. Уотсон был не знаком с Кембриджем и его впечатление о «ряде старинных колледжей» сформировалось во время поездки в кэбе. Приезжий вполне мог принять здание Университетского Совета за колледж или какую-то его часть.


Здание Университетского Совета

***
Как там ни крути, а все же очень помогло взглянуть поближе на все эти колледжи и улицы. Очень красивый и уютный город. И вспомнила по ходу дела слова Бретта о том, что, видимо, Холмс учился в Оксфорде - в Кембридже слишком много света.



Ну, и , наверное, еще сразу добавлю маленький обзор вот этих Backs Кембриджа. Как же мудро и прекрасно это задумано, где-то позади колледжей прекрасная зеленая зона с садами и рекой. Приложу совсем крохотное видео 1957 года - чем старее, тем лучше) Хотя надо отдать англичанам должное - город прекрасно сохранен в своем старинном облике



Ну, а вообще в книжке Тревора имеется еще и вот такая карта. Там при желании можно увидеть, что колледжи как раз расположены где-то между Кингс Парадом - именно парадной стороной города - и Квинс Роуд, где уже и река и те самые Backs - я это как-то так поняла)



Однако, нам даже не нужно слегка притягивать нашу теорию за уши или напрягать воображение, если мы пройдем через эти улицы к Квинс Роуд, расположенной позади колледжских парков и лужаек и взглянем на колледжи оттуда через реку. От Квинс Роуд с ее речными шлюзами, здания Киза, Университетского Совета и колледжа Святой Екатерины не видны, ибо они не выходят на реку. Вместо них мы видим здесь три других колледжа, которые не обращены в сторону Тринити-стрит и Кингс-Парад. Это колледжи Клер, Тринити-Холл, и Квинс. И если смотреть со стороны Квинс Роуд, то здания колледжей Святого Джона, Тринити, Тринити Холл, Клер, Квинс и Кингс как раз образуют непрерывный «ряд зданий университетских колледжей» от Бридж-стрит до Сильвер-стрит. Следовательно, нет ни малейших сомнений в том, что Кэмфордом был Кембридж, и что Холмс и Уотсон ехали в кэбе по Кингс Парад или Квинс Роуд, направляясь к дому профессора Прессбери, «прелестному особняку, окруженному газонами и увитому пурпурной глицинией», который я бы с большой степенью уверенности поместил в Сториз Вэй, где имеется множество великолепных домов подобного рода.
Однако, установление, в каком точно университете учился Холмс, вновь оказалось темой исследований на местности. Память о Шерлоке Холмсе была должным образом увековечена памятными досками на местах событий «Последнего дела Холмса» - на гостинице Россли в Мейрингене и неподалеку от Рейхенбахского водопада, а также на северной стене бара Критерион и в кабинете куратора больницы Святого Варфоломея, которые получили известность, благодаря «Этюду в багровых тонах». Конечно же, в Бартсе прозвучали знаменитые слова: «Я вижу, вы были в Афганистане». И весьма интересно вспомнить, что Йорк Мьюс Саус в честь Великого Лондонца была переименована в Шерлок Мьюс, когда мы узнаем, что Кембридж подобным же образом увековечил память того, кто был так же и одним из самых известных кембриджцев. Когда из Сториз Вэй, места действия одного из последних дел Холмса, мы переходим на Хантингдон-роуд, то к своей радости прямо напротив обнаруживаем название улицы «Шерлок Роуд», ведущей к «Шерлок Клоуз» (тупик Шерлока).




Мне хочется думать, что сам Холмс имел бы все основания одобрить «безупречные логические доказательства, которые он так ценил»(«Пять зернышек апельсина»), излагавшиеся на предшествующих страницах и демонстрирующие, что он вне всяких сомнений учился в Кембридже.
Опровержение до сих пор широко распространенной теории о том, что он учился в Оксфорде, рассеивает возможность какой-либо нелояльности к своей альма матер в его объяснении Уотсону, что Джон Клей, убийца, вор и мошенник («Ни на кого другого в Лондоне я не надел бы наручников с такой охотой, как на него») учился в Оксфорде.
Последняя наша задача – установить колледж, в котором учился Холмс. Ранее предполагалось, что это невозможно, ввиду отсутствия какой-либо информации об этом в тех пяти канонических расследованиях, в которых содержатся какие-то указания на университетскую карьеру Холмса. Но этим колледжем был, конечно же, Тринити и существует два способа, как доказать это. Место для второй попытки решить этот вопрос, в которой мы будем "рассуждать задом наперед", как это любил делать Холмс, будет зарезервировано в другом эссе. Теперь же нам нужно сперва вспомнить, что доктор Уотсон весьма убедительно показал, что местом действия «Трех студентов» является Кембридж. Из этого следует, что колледж Святого Луки с его совершенно верно описанным Уотсоном «поросшим лишайником старинным двориком(court)», был кембриджским колледжем. Все сразу становится на свои места, и все трудности исчезают, как только мы видим разгадку этой тайны. Отсюда следует неопровержимый логический вывод, что «Святой Лука» (Уотсон сознался, что это имя ненастоящее) и был колледжем, в котором учился Холмс, это видно и по словам Хилтона Сомса, который ясно дал понять, что Холмсу хорошо знаком этот колледж.


Тринити-колледж.
Почему же тогда, в случае с этим единственным колледжем во всем Кембридже, поскольку это был его собственный колледж и, следовательно, ему были хороши знакомы все детали его истории, Холмс знал, что было бы правильнее: сказать «court» либо «quadrangle»? И почему сэр Сидни Робертс был не прав, говоря, что quadrangle – «слово чуждое студенту Кембриджа»? На эти вопросы легко найти ответ, взглянув на подпись под прекрасной цветной иллюстрацией на странице 181 замечательной книги Р.Аккерманна «История Кембриджского университета, его колледжей, студенческих общежитий и общественных зданий», книги, которая определенно должна была бы занимать почетное место в библиотеке Холмса. Она гласит: «Двор (Quadrangle) колледжа Тринити. 1815 г.». Интересно вспомнить, что много лет похожая фотография висела возле двери одного из преподавателей этого колледжа (кто знает, возможно, она и сейчас еще там). Если она была там и во времена «Трех студентов», то Холмс не раз мог проходить мимо нее в обществе Хилтона Сомса, как явствует из текста, и его слова о «quadrangle» прозвучали весьма эрудированно и уместно.


Вот он этот самый "квадрангл".

Второе доказательство заключено в словах Холмса о том, что «Реджинальд Месгрейв учился в том же колледже, что и я». В справочнике «Кембриджский университет за 1870 год», тот год, когда Холмс поступил в университет, в списке студентов Тринити-колледжа значится Р.Месгрейв. Это явно был семейный колледж, ибо С.Месгрейв, У.П. Месгрейв и В.Месгрейв также числились его студентами в 1814,1835 и 1853 годах.


Хотя установление вышеуказанных фактов было необходимо, чтобы раз и навсегда разрешить эти вопросы, удивительно, что более ранние биографы не смогли оценить крайнюю вероятность того, что Холмс был в Тринити. Мы знаем, что его приверженность монархии выражалась столь ярко и открыто , что он «садился в кресло с револьвером и патронташем, начинал украшать противоположную стену патриотическим вензелем "V. R." выводя его при помощи пуль.» Несомненно, такого человека должен был неудержимо манить к себе основанный Генрихом VIII колледж "Святой и Нераздельной Троицы", над которым (как и над Кингс-колледжем) развевается королевский штандарт, но Глава которого (в отличие от Кингс-колледжа) "назначался Короной, как это происходит и до сих пор» (Д.М. Тревельян. Тринити-колледж, 1946 г.).

У меня были некоторые сомнения в отношении перевода последнего предложения, но смотрю вот здесь, даже на фото 1985 года над колледжем развивается флаг









@темы: Шерлок Холмс, Исследования, Тревор Холл, Холмс в университете

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
В глубине души сильно сомневаюсь, что это сильно кого-то интересует кроме меня, уже хотя бы потому что, когда в этом постоянно копаешься, то хотя бы примерно представляешь тех о ком пишешь. Возможно, это надо бы все как-то популяризировать, но сил на это уже нет, особенно в виду тех сомнений, о которых сказано выше. Так что, в основном, тут голый перевод.

Но все же скажу, что во-первых, очень радует, что я многое уже по этим университетским исследованиям перевела и частично просто залезаю в статью нужного автора и просто копирую оттуда нужную цитату - прямо из дневника, где все же у меня все более-менее систематизировано.

Ну, и потом прям ловлю себя на мысли , что у Дарлен Сипсер прекрасно показан университетский Кембридж, тут книга уже идет, как своего рода иллюстрация к исследованию.

Ну, и еще...Вот в конце там упомянута воде как цветная иллюстрация к "Глории Скот" с пресловутой голубой лентой Кембриджа. Возможно, она только в старинных журналах... Цветной иллюстрации не нашла, а черно-белую прикладываю. Где-то вообще видела отдельную статью по этой ленте, если найду допишу что-нибудь дополнительно


Часть 2

Теперь я обращаюсь к главным аргументам в пользу Кембриджа. Мистер Блейкни – один из главных приверженцев этой точки зрения, хотя я не думаю, что его сопутствующая теория, что после Кембриджа Холмс посещал Лондонский университет, – если я правильно его понял – подкреплена вескими аргументами.
Уотсон был студентом лондонского университета, и можно предположить, что я окажусь на более твердой почве, нежели говорящий о Холмсе и Фелпсе сэр Сидни Робертс, если предположу, что невозможно, чтобы в имеющихся многочисленных записях их разговоров, Холмс и Уотсон ни разу не упомянули о такой тесной связи между ними, если она действительно существовала. Я не могу согласиться с мистером Блейкни, что «мы можем считать «Кэмфорд»- место действия странного дела Человека на четвереньках - довольно прозрачным псевдонимом Кембриджа», уже исходя из обычной аналогии, что Оксбридж – это не псевдоним Оксфорда.
Я не могу считать убедительным аргумент мистера Блейкни в отношении того, что Холмс учился в Кембридже, «учитывая, что его друг Тревор, будучи жителем Норфолка, вероятно, выбрал бы Кембридж ввиду его географической близости к его дому».
С другой стороны, мнение мистера Блейкни, что, «так как Холмс «увлекался химией, то вероятнее всего он выбрал бы Кембридж» вполне обоснованное, следуя довольно скупому признанию монсеньора Нокса, что «довод, что его научные пристрастия естественно привели бы его в Кембридж», по меньшей мере, существовал, даже если он и вызывал возражения. Доктор Бристоу признавал, что те, «кто поддерживает гипотезу Кембриджа приводят весьма справедливые доводы, что в те времена человек, который намеревался заниматься научной деятельностью отдал бы предпочтение Кембриджу перед Оксфордом».
Теорию Кембриджа так же выдвигала мисс Дороти Сейерс, приводя в доказательство немало наводящих на размышление фактов . И очень жаль, что, похоже, мисс Сейерс сочла, что все свидетельства в отношении университетской карьеры Холмса ограничены лишь двумя традиционными цитатами из «Глории Скотт» и «Обряда Месгрейвов». Она писала:
«Сколь бы мизерна ни была содержавшаяся в этих отрывках информация, они крайне важны, ибо это почти все, от чего мы можем отталкиваться в попытке установить не просто некие аспекты образования и формирования характера, имевшие место в юности великого сыщика и оказавшие на него большое влияние, но так же фактическую дату его рождения.»

Мисс Сейерс не обратила внимания на весьма ценные указания, находящиеся в «Трех студентах», «Пропавшем регбисте» и «Человеке на четвереньках», и это ослабило ее позицию, но она, несомненно, привлекла внимание к тому значению, которое имело нападение на Холмса бультерьера Тревора. Доктор Бристоу очень четко выразился в отношении рассуждений мисс Сейерс:

«В деле «Глории Скотт» записано, что бультерьер Тревора вцепился в лодыжку Холмса, когда однажды утром он шел в церковь. В том же абзаце ясно дается понять, что этот инцидент произошел во время первых двух лет его пребывания в университете, и считается, что это аргумент в пользу Кембриджа. В университетах не дозволяется держать собак в колледжах, так что он не мог бы столкнуться с псом где-то между помещением колледжа и церковью, и это могло случиться только в Кембридже, где студенты первого и второго курсов снимают комнаты за пределами колледжа.»

Гэвин Бренд, доблестный защитник оксфордской теории признал, что это был довольно веский аргумент. «Таким образом, мы полагаем, что, хотя терьер предпринимает героическое усилие на благо Кембриджа, вердикт должен быть вынесен в пользу Оксфорда.» Бренд допускал, что аргумент мисс Сейерс может быть опровергнут лишь предположением, что в этом случае были нарушены университетские правила.
Нет почти никаких сомнений в том, что говоря о собаках и колледжах, мисс Сейерс, как сказала она сама, придерживалась теории Рональда Нокса:
«Ключевым моментом в «Глории Скотт» явно является пес Тревора. Преподобный Нокс с неопровержимой уверенностью указывал, что это животное не позволялось содержать в стенах университета.»
Доктор Бристоу поддерживал эту идею, и дополненное утверждение, что «в университетах не дозволяется держать собак в колледжах» стало частью литературы. Конечно, жаль вопросительно поднимать бровь по поводу столь четкого, авторитетного и широко распространенного мнения, но, безусловно, справедливо отметить, что "сокровенные познания" монсеньора Нокса (и самой мисс Сейерс, которая училась в колледже Сомервилль Оксфордского университета) были неизбежно ограничены Оксфордом двадцатого столетия, и то же самое касается знакомства доктора Бристоу с Кембриджем. Все эти эксперты признавали, что этот момент был ключевым, так что наш долг изучить всю доступную информацию относительно собак в колледжах в период, предшествующий концу университетской жизни Холмса в 1874 году.
В отчете о Кембридже Мартина Леграна за 1871 год мы читаем:
«Наконец, они прибыли на станцию, и когда подъехали, с ними поравнялась элегантная двуколка из Аббатства Фендр, поместья лорда Шовелла. В ней сидели два джентльмена – достопочтенный Джон Покайр – второй сын милорда – и один его колледжский приятель, остановившийся у него на несколько дней – мистер Калипаш Калипи, уроженец Индии, сын Бобаджи Рамваллы Фастиджи Калипи, хорошо известного новообращенного принца и банкира из Мадраса. С ними были двое слуг, гладкошерстный терьер, бульдог, двое лошадей и довольно много тяжелой поклажи, не говоря уже о множестве кнутов, тростей, пледов и прочего имущества.»
Иллюстрация Физа на 43 странице «Кембриджского первокурсника» показывает тех же джентльменов в купе в окружении трех собак. Позже в этой книге встречается пространный и подробный отчет о визите этих студентов к собаководу для отбора и покупки собак. Из этого следует, что в 1871 году продажа собак студентам кембриджского университета была процветающим бизнесом, и обладание псом для студента было весьма обычным делом, не вызывающим никаких нареканий.
В книге «Том Браун в Оксфорде» (Лондон, 1861 г.) мы читаем, что когда Том был приглашен на завтрак у Драйсдейла, то последний приказал служителю привести Джека «и в комнату ворвался белый бульдог», которому было приказано лежать в углу во время завтрака.
Однако, в «Национальном биографическом словаре» мы читаем, что непопулярность Джорджа Грэнвила Брэдли, в 1870 году возглавившего Юниверсити-колледж, «еще более усилил эдикт, изгоняющий с территории университета собак, но в отношении этого он добился, чего хотел…» Поэтому, как говорят нам имеющиеся свидетельства, весьма вероятно, что во времена Холмса в кембриджском колледже студентам разрешалось держать собак, хотя, возможно, в Оксфорде в отношении этого поезд уже ушел. И если это так, то убеждение Дороти Сейерс, доктора Бристоу и Гэвина Бренда в том, что, раз бультерьер Тревора укусил Холмса, когда он где-то в начале 1870-х шел в церковь, то значит это было в Кембридже, весьма обоснованно, хоть и не совсем по тем причинам.
Мисс Сейерс дальше развила свою мысль относительно учебы Холмса в Кембридже, предполагая, что так как он происходил отнюдь не из богатой семьи (когда в 1881 году он познакомился с Уотсоном, то не мог самолично платить за всю квартиру на Бейкер-стрит), то, вероятно, ему приходилось учиться в одном из небольших и менее дорогих колледжей. На мой взгляд, она вполне справедливо предположила, что Холмс изучал курс естественных наук, учитывая его глубокие знания в области химии и то, что он имел весьма точные понятия об анатомии в то время, когда Уотсон в 1881 году вынес свое суждение о его способностях. Более того, мисс Сейерс считала, что при тех обстоятельствах, в которых находился Холмс, те возможности и образование, что предлагал Сидни Сассекс колледж, были таковы, что вполне вероятно, что он проходил обучение в этом старом колледже Оливера Кромвеля, несмотря на свою несомненную склонность к роялизму. Она даже пыталась отождествить его с мистером Т.С. Холмсом, который был принят в Сидней Сассекс колледж осенью 1871 года и закончил его в осеннем семестре 1875-го.

В этом отождествлении она, возможно, зашла слишком далеко, по поводу чего крайне неодобрительно высказался сэр Сидни Робертс, указав, что Т.С.Холмс из Сидни Сассекса стал канцлером епархии Уэллса. Как-то раз, находясь в его доме на Вест-роуд в Кембридже, я сказал сэру Сидни , что, на мой взгляд, это неуместное вторжение фактов в шерлокианские исследования было не совсем благородным, и он великодушно со мной согласился. У него и самого был подобный неприятный опыт, когда он неосторожно предположил, что мать Джона Уотсона вполне могла поддерживать трактарианское движение (« Движение, члены которого часто ассоциировались с Оксфордским университетом, выступало за восстановление традиционных аспектов христианской веры, впоследствии утерянных, и их включение в англиканскую литургию и богословие») и потому назвала сына «Джон Генри» в честь Ньюмана. За столь неосторожное обращение с фактами на него тут же обрушились Белл и другие шерлокианские исследователи, указав, что Ньюман вступил в лоно римской церкви за семь лет до предполагаемого рождения Уотсона.
Мистер Кристофер Морли был сторонником Кембриджской теории и поместил Холмса в старинный колледж Святого Петра. Весьма дружески возражая против этой идеи, я , тем не менее, очень уважаю мистера Морли за его исследовательские способности. Наравне с мисс Сейерс и доктором Бристоу он имел честь быть одним из трех исследователей, которые привлекли наше внимание к достоверной информации. Я, конечно же, говорю о замечательном открытии мистером Морли подлинного иллюстрированного свидетельства того, что во время своего пребывания у Треворов в Донифорпе Холмс носил светло-голубую ленту. На иллюстрации к «Глории Скотт» («Стрэнд Мэгэзин» 1893 года, стр. 398 и «Записки о Шерлоке Холмсе» , Лондон, 1894 г.)изображены «мировой судья Тревор», его сын Виктор и Холмс, которые «разлеглись на шезлонгах, расставленных перед домом, грелись на солнышке и восхищались видом на Бродз»,и их отдых был прерван появлением гнусного Хадсона, который раболепно съежился перед ними, как какой-нибудь Урия Гип. На Холмсе белые брюки и туфли, на нем спортивная куртка и спортивная шляпа, на которую, вне всяких сомнений, повязана светло-голубая лента Кембриджского университета.




@темы: Шерлок Холмс, Исследования, Тревор Холл, Холмс в университете

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Как и сказала, эту огромную статью разделила на три части, хоть, наверное, и неравномерные. По-моему, эта самая длинная и, пожалуй, довольно занудная)

Но сначала будет много букв от себя.
Ну, для начала еще немного скажу по поводу автора, в смысле истории моего с ним знакомства. Сначала была статья в сборнике "Большая игра" "Ранние годы Шерлока Холмса". Статья тоже была большая и мне понравилось, что все выводы автор делал исключительно опираясь на цитаты из Канона.И в конце там только он пришел к заключению о не самом счастливом детстве Холмса; у меня даже была мысль, что в этом отношении он был основоположником.
Потом я приобрела две его книги "Шерлок Холмс: десять литературных исследований" и "Покойный мистер Холмс и другие литературные исследования".
Сейчас речь пойдет о первой книге

Довольно странная обложка, потому что на ней отец и сын Треворы, но нет Холмса)

Но прежде, чем продолжать скажу, что вторая книга, хотя я ее только полистала, очень атмосферная. Сама по себе. Непередаваемый запах старой книги - они обе старые, с пожелтевшими страницами. Первая, насколько мне удалось понять, 1970 г издания, вторая - 1971-го. Но кроме всего прочего вторая - в прошлом библиотечная. Причем вот у нее, видимо, богатая история) Есть кармашек для библиотечного формуляра, есть библиотечный код и печать публичной библиотеки. На кармашке отпечатано название , автор и цена $ 7.50. Отпечатано на машинке) При этом тут же наверху наклеена бирка владельца книги:Гай Петерсон,510, Джефферсон-стрит, Колорадо Спрингс. И это еще не все. На заднем форзаце сделана довольно объемная надпись от руки. Почерк, как у Пушкина) Сходу я прочесть не смогла, но это что-то о кокаиновой зависимости Холмса и что Уотсон там чего-то не допонял) Книгу явно читал шерлокианец! Но до нее я еще не добралась.
Вернемся к первой. Упомянутая мной статья входила и в эту книгу, и, наверное, можно сказать, что книга охватывает именно начальный период жизни Холмса, там о детстве, образовании и университете. Кроме той самой статьи, я еще перевела из нее "Заметки о школьном обучении Шерлока Холмса" Все можно найти под тэгом "Тревор Холл".
Теперь немного на тему статьи. Одно время она немного набила мне оскомину) Потому что статей таких и даже небольших монографий было не мало.И я их тут перевела порядочное количество. Наверное, это почти неразрешимый спор, где учился Холмс - в Оксфорде или Кембридже. Я чисто интуитивно предпочитаю Оксфорд. Навсегда запомнила слова об этом Бретта:"Университет. Я склоняюсь к Оксфорду. Оксфорд темнее; Кембридж слишком полон света." Хотя он так же, как я мыслил интуитивно. Но это все же Бретт... И потом еще была очень серьезная монография Николаса Утехина, который для меня один из главных авторитетов. Книжка так и называлась "Холмс в Оксфорде". Безо всяких "если". Тем не менее, споров на эту тему очень много и эта статья прекрасное тому подтверждение. Собственно, вот эта первая часть вся состоит из передачи мнений разных оппонентов. Как мне представляется, сначала автор расскажет о всех, кто высказывался против Кембриджа, потом о тех, кто - за, а потом выскажет собственное мнение.
Вообще, думаю, что тут недолго и запутаться - кто что считал и почему) Тем не менее, когда приходиться углубляться в такие вещи, ты и сам по ходу дела узнаешь немало интересного, что-то что при чтении не отложилось в голове.
Очень люблю, когда приходится не просто переводить, а вытаскивать , к примеру, оригинал и сличать его с разными переводами - то есть, вообще-то с двумя - советским и переводом Бриловой
В этот раз мне сильно помог вот этот том



Потому что тут были не только "Три студента" и "Пропавший регбист", но и еще в приложениях труд Нокса "Изучение литературы о Шерлоке Холмсе". Это издание иногда очень выручает, хотя ради удовольствия я бы его читать не стала, но там все же есть точность, которой не хватает любимому советскому переводу, а при сличении с оригиналом нужна как раз точность, хотя бывает, что приходится выбирать и что-то третье и переводить самой и есть буквально непереводимые вещи)

Ну, вот пока как-то так. Возможно, перевод несколько неловкий, но такая уж тут тематика

Университет и колледж Шерлока Холмса

Тревор Холл


Одним из обстоятельств, оправдывающих изучение университетской жизни Холмса, является тот удивительный факт, что шерлокианские исследователи до сих пор не пришли к соглашению в отношении местонахождения самого университета. Мистер Джеймс Эдвард Холройд в 1959 году выразился довольно мягко, говоря, что это все еще остается темой для обсуждения, а два года спустя мистер Винсент Старретт заметил, что все еще продолжаются горячие дебаты в отношении того, в Оксфордском университете учился Холмс или в Кембриджском. Доктор У.С. Бристоу, ведущий эксперт, так написал в 1954 году об этом споре и приверженцах разных сторон:

«Хотя Лондонский университет теперь уже оставил свои притязания, продолжалось отчаянное сражение между Оксфрдом и Кембриджем. На стороне Кембриджа выступали мисс Дороти Сейерс, мистер Блейкни, и мистер Кристофер Морли; в пользу Оксфорда высказывались монсеньор Рональд Нокс, мистер Гэвин Бренд и мистер (позже сэр) Сидни Робертс.»

Порой споры принимали настолько горячий характер, что некоторые авторы старались придерживаться золотой середины. Первым комментатором, предположившим, что Холмс был студентом и Оксфорда и Кембриджа, был Элмер Дэвис, его примеру последовал Баринг Гоулд, который в последние годы дважды заявлял, что Холмс провел два года в колледже Крайст Черч, в Оксфорде, а после этого еще три года в колледже Гонвилл-энд-Киз, в Кембридже. Другие были верными последователями доктора Уотсона, который в своем отчете о деле «Человека на четвереньках» скрыл подлинное имя университетского города под псевдонимом «Кэмфорд». Одним из таких примеров является Э.В. Нокс:

«Сам Шерлок получил образование в школе Святого Петра и в колледже Пембридж, в Кэмфорде, где он занимал комнаты (сейчас их арендует преподаватель богословия этого учебного заведения), на которые часто с гордостью и благодарностью указывает нынешний глава колледжа.» (Семнадцать ступенек Бейкер-стрит)
читать дальше



@темы: Шерлок Холмс, Книжки, Исследования, Нокс, Тревор Холл, Холмс в университете

17:03

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Немного юмора на тему университета перед тем, как переходить к исследованиям на эту тему.


Это Шерлок Холмс. Он студент Кембриджа или Оксфорда (точно никто не знает)


Его единственный друг Виктор Тревор, и то только потому, что однажды его пес
вцепился Холмсу в лодыжку


Он также был немного знаком с Реджинальдом Месгрейвом
(довольно приятный малый, хотя немного сноб)



@темы: Шерлок Холмс, Арт, Виктор Тревор, Месгрейв, Холмс в университете

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Я решила все же выложить вот эту статью - вернее большую ее часть из журнала австралийского шерлокианского общества "Сиднейских пассажиров" . К слову, самих журналов общества в сети , видимо, нет, удалось обнаружить только несколько статей, получивших какие-то награды.
Как можно понять из названия, речь пойдет о рассказе "Глория Скотт" и мне хотелось бы этой статьей более или менее завершить все то, что у нас имеется о Викторе Треворе.
Статья тут не вся - исследования о кораблях меня не особо заинтересовали в отличие от интересной идеи, связанной с непонятной хронологией в этом рассказе. По-моему мысль очень интересная и если смотреть с этой точки зрения, то тут мог бы выйти интересный сценарий для фильма или сюжет для того же фанфика.

Итак

Знаменитая (Glorious) тайна



Большая ирония «Глории Скотт» заключается в том, что хотя там нет преступления, которое мог бы распутать Шерлок Холмс, она представляет своим читателям как минимум одну большую и несколько маленьких загадок. И одна из этих тайн настолько глубока, что шерлокианский комментатор Мартин Дэйкин назвал ее « одной из труднейших проблем в холмсианской хронологии», а Лесли Клингер заключил, что «эта задача кажется неразрешимой». И будет вполне уместно на 20-й юбилейный год существования «Сиднейских пассажиров»,навести нашу австралийскую лупу на нашу собственную каноническую историю и поискать решение этих загадок.

Тайна «Глории Скотт».

«Глория Скотт» не является типичным расследованием уже потому, что когда разворачивались описанные там события, Шерлок Холмс еще не был первым в мире детективом-консультантом, а был еще только студентом, проводящим летние каникулы в Донниторпе, норфолкском поместье своего приятеля по колледжу, Виктора Тревора. И, на самом деле, одна из причин большой известности этого рассказа состоит в том, что там отец его друга впервые говорит Холмсу: «все сыщики по сравнению с вами младенцы. Это - ваше призвание, сэр…»
Это историческое предвидение Тревора-старшего последовало за логическими выводами молодого Холмса о его прошлом, который увидел, как этот джентльмен «вдруг упал в обморок - прямо на скатерть, на которой была разбросана ореховая скорлупа». После завершения каникул смущенный Холмс через семь недель вновь возвращается в Донниторп по просьбе друга, и узнает, что Тревор-старший умер вскоре после получения шифрованной записки от своего друга Бедоза.

Тревор-старший оставил письменное признание, которое причинило боль его сыну и вызвало ряд вопросов у читателей этого рассказа.

Тревор признает, что его настоящее имя было Джеймс Армитедж, и что, будучи приговорен за растрату денег , он вынужден был убедиться, что «тридцать лет тому назад законы соблюдались строже, чем теперь». Таким образом, 8 октября 1855 года, «когда Крымская война была в разгаре», он «в кандалах, как уголовный преступник, вместе с тридцатью семью другими осужденными, очутился на палубе "Глории Скотт", отправляющейся в Австралию.» Будучи вовлечены в бунт, возникший на корабле, но отказавшись принять участие в убийстве охранников, Армитедж и его друг оказались в открытом море в небольшой лодке с шестью другими осужденными, разделявшими их взгляды. Оттуда они видят взрыв на «Глории Скотт», с которой спасается только один человек, моряк Хадсон.



Всех девятерых подобрал пассажирский корабль "Хотспур", шедший в Австралию, где Армитедж со своим другом Эвансом отправились на прииски, сколотили себе там состояние и вернулись в Англию джентльменами под другими именами: Тревор и Бедоз. «Более двадцати лет» все шло хорошо, пока во время каникул, которые Холмс провел в Донниторпе, не появился Хадсон и не потребовал денег в обмен на то, что будет молчать.


Тайна №1 – Дата событий «Глории Скотт»

Комментаторов Канона неизменно волновала дата плавания «Глории Скотт» и вполне понятно почему, ибо 1855 год – дата, когда по словам Тревора отправилась в плавание «Глория Скотт» плюс еще тридцать лет по словам того же Тревора и Хадсона – это будет 1885 год, но визит Холмса в Донниторп не мог произойти в 1885 году, потому что одним из самых неоспоримых фактов этой истории, исходящих из уст самого Холмса, является то, что это событие случилось «в течение двух лет, которые я провел в колледже». А эти годы должны быть где-то от 1873 до 1879 по следующим причинам:

1.Холмс родился где-то около 1854 года и потому не мог поступить в колледж до 1872 года.

2. У Холмса уже была практика в Лондоне, когда он познакомился с Уотсоном в 1881 или в 1882 году.

К тому времени, когда Холмс удалился от дел в конце 1903 года, по словам Уотсона, он занимался активной практикой 23 года. Если мы вычтем отсюда годы Великого хиатуса, то Холмс, должно быть, начал практиковать в 1877 или 1878 году.
И если, следовательно, Холмс приехал в Донниторп где-то между 1872 и 1878 годами, то как же нам согласовать это с тем, что 1855 год был «тридцать лет назад»? Г.У. Белл предположил, что Тревор-старший сфабриковал всю историю, чтобы скрыть еще большее преступление, но это лишь теория. Можно также предположить, что временной промежуток был лишь 20 лет, а Уотсон ошибочно написал 30, но это также лишь обычная попытка обвинить Уотсона во всех расхождениях в Каноне. Тем более, что про 30 лет говорят и Хадсон, и Тревор, и хотя, возможно, на слова Хадсона и не стоил бы полагаться, но Тревор очень точно выразился в отношении событий о которых он писал в важном для него признании сыну.

1855 или 1845?

Если мы примем тот факт, что должно было пройти 30 лет, и будем вести обратный отсчет от 1870-х, то, значит, плавание «Глории Скотт» началось где-то в середине 1840-х. Но эта дата была оспорена М.Дэйкином, который предположил, что Тревор написал 1844 или 1845, но спутал одну из «колониальных войн, в которой участвовали наши предки, создавшие эту империю» с Крымской, потому что он вероятно «не слишком хорошо разбирался во внешней политике» и что доктор Уотсон еще более усугубил эту путаницу, приняв тот факт, что Тревор говорил о Крымской войне и, следовательно, проставил 1855 год. И как бы ни была целесообразна эта теория, она призывает нас принять тот факт, что и Уотсон и Тревор были чрезвычайно небрежны в своей письменной работе. Однако, ее критический недостаток состоит в том, что как бы ни был Тревор не сведущ в политике, он бы не смог перепутать Крымскую войну, одно из знаковых событий викторианской эпохи, с какой-то другой колониальной войной. Кроме того, Тревор совершенно верно говорит о том, что такие суда, как «Глория Скотт» стали транспортными во время Крымской войны.
И поистине решающим фактором в вопросе 1845/1855 год являются слова Тревора, что « все свое состояние я заработал на золотых приисках». Это полностью исключает 1845 год, ибо золото в Австралии было открыто уже после 1851 года. А Лесли Клингер сомневается в словах Тревора о том, что он сделал состояние на приисках после 1855 года, на основании того, что к 1854 году «золотая лихорадка» уже в основном закончилась, но нам надо рассмотреть этот вопрос более подробно.
Это верно, что к середине 1850-х дни «золотой лихорадки» по добыче россыпей лежащего прямо на поверхности золота в Виктории закончились , и теперь начался период разработок пластов более глубокого залегания. Тревор-старший ведь не говорил, что направился на рудники Виктории. Раз они с Эвансом оказались в Сиднее, то более вероятно, что они поехали на прииски Нового Южного Уэльса. Это было бы вполне разумно, ибо хотя его участки никогда не были столь богаты, как расположенные дальше на юг, легкая золотодобыча истощилась в Виктории уже к середине 50-х, тогда как новые участки, открытые в районах Нового Южного Уэльса – Софала и Уоттл Крик – лишь в 1855 году!



Возвращение в Донниторп

Таким образом, исторически вполне возможно, что Армитедж и Эванс в 1855 году приехали в Австралию, и честным или нечестным путем, сколотили себе состояние на золотых приисках. Но все еще остается вопрос о том, что тридцать лет спустя был бы 1885 год. И он кажется неразрешимым, но давайте снова взглянем вот на эти факты:

1.Визит Холмса в Донниторп происходил во время его университетских каникул и был где-то в середине и конце 1870-х.

2.Когда старый Тревор писал свое признание, он утверждал, что «Глория Скотт» затонула в 1855 году – тридцать лет назад.

3.Шерлок Холмс уехал из Донниторпа в конце… 18… и вернулся после… 18… - и в этом ключ к нашей тайне.

Холмс говорит Уотсону, что он вернулся в Донниторп через семь недель после своего первого визита в середине 1870-х. Однако, я считаю, что трагический исход этой истории случился не десять лет назад, а совсем недавно; и что, хотя его первый визит в Норфолк имел место в 1870-е, второй был не через семь недель, а на СЕМЬ ЛЕТ позже.
В качестве доказательства можно заметить, что Холмс говорит Уотсону: «Все эти события произошли в первый месяц наших каникул. Я вернулся в Лондон и там около двух месяцев делал опыты по органической химии. Осень уже вступила в свои права, и каникулы подходили к концу, когда я неожиданно получил телеграмму от моего друга - он вызывал меня в Донниторп». А летние каникулы в английских университетах начинаются в июле –иногда в начале августа -, поэтому если Холмс поехал в Донниторп в начале каникул, то вернулся бы он туда семь недель спустя в конце лета или в начале осени, а ни когда «осень уже вступила в свои права». Уотсон говорит нам, что когда Холмс рассказывал ему о деле «Глории Скотт», то это было «зимним вечером», и я предполагаю, что это произошло после недавнего возвращения Холмса из Донниторпа, осенью 1885 года, где он стал свидетелем трагической развязки саги семьи Треворов, через семь лет после своего первого визита.
Следовательно, теперь хронология событий «Глории Скотт» выглядит так:

1855 год – «Глория Скотт» отплывает из Фалмута и на судне вспыхивает бунт.

1878 год – Первый визит Холмса в Донниторп во время его учебы в колледже и приезд Хадсона.

1885 – второй визит Холмса в Донниторп, последующая смерть Тревора-старшего и его признание.

Такая хронология также объясняет более мелкие тайны «Глории Скотт», например, то, почему у Холмса до сих пор на руках это шифрованная записка и письмо с признанием Тревора-старшего. Это становится более понятным, если упомянутые выше события произошли относительно недавно и Виктор передал эти документы другу перед тем, как покинуть Англию и уехать на чайные плантации в Терай. Возможно, Холмс даже проводил Тревора тем утром и испытывал ностальгию по другу, который сказал: «От вас у меня нет секретов».



Но почему же тогда Холмс представил Уотсону всю историю, как случившуюся очень давно? Естественно, Холмс хотел защитить Виктора Тревора, ибо речь шла не просто о каком-то «деле», а о личном деле его друга, который обратился к нему за помощью. Это объясняет, почему Холмс не пригласил Уотсона поехать в Донниторп, когда его недавно позвал туда Виктор Тревор. Правда, впоследствии Холмс рассказывает Уотсону обо всех событиях, зная, что обстоятельства, заставившие его стать сыщиком, будут особенно интересны его Боссуэллу, и кроме того, теперь это уже никому не повредит – Виктор Тревор уехал из страны, его отец, мать и сестра мертвы, а «Бедоз» скрылся. Однако, подробности этого дела были достаточно деликатны, и Холмс проявил должную осмотрительность, так что весьма вероятно, что «Тревор» не настоящее имя этого семейства.
Но что касается другого упоминания о «тридцати годах», сделанного Хадсоном по прибытию в Донниторп: «Тридцать с лишним лет прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз.». Так как невозможно, чтобы ко времени визита Холмса во время каникул прошло «тридцать с лишним лет», то, должно быть, это утверждение является ошибкой и объяснить это можно словами Холмса о «развинченной походке», которой Хадсон шел по лужайке; жалобами служанок на его грубые выходки (подвыпившего человека) и в словах Виктора Тревора о его «развязном тоне, каким говорят в подпитии». При невоздержанности Хадсона вкупе с его диалектом слова «двадцать» и «тридцать» могли звучать почти одинаково.

Однако, такие новые временные рамки означают, что Хадсон мог шантажировать Тревора и Бедоза не семь недель, а семь лет, и этот срок кажется более вероятным, если мы еще раз взглянем на события, о которых говорит Тревор-младший: «Отец взял к себе этого человека в качестве садовника…но Хадсону этого было мало, и отец присвоил ему чин дворецкого. Можно было подумать, что это его собственный дом, - он слонялся по всем комнатам и делал, что хотел. Служанки пожаловались на его грубые выходки и мерзкий язык…Будь мы с ним однолетки, я бы уже раз двадцать сшиб его с ног…Дела шли все хуже и хуже. Эта скотина Хадсон становился все нахальнее…»
Такое невыносимое положение очень похоже на «Тайну Боскомбской долины», в которой другой джентльмен сколотил себе состояние на приисках и вернулся в Англию, после чего многие годы был жертвой шантажиста, пока не поддался горячему желанию избавиться от своего мучителя. Вероятно, как бы ни был несносен Хадсон, Тревор-старший, подобно Джеку Тэнеру, предпочел сделать все, что мог , оказавшись в таком положении, нежели доводить дело до того, чтоб тот пошел в полицию. И тогда как Тревор –старший относительно привык к сложившейся ситуации, его сын (только что вернувшийся домой на каникулы)нашел ее невыносимой и сорвался, в результате чего Хадсон покинул Норфолк и отправился пытать счастья к Бедозу. Теперь Тревор знал, что опасность разоблачения со стороны Хадсона уже близка и «он заперся у себя в кабинете. В окно … было видно, что он писал.» И писал он свое признание, и в нем, написанном в 1885 году, совершенно верно утверждается, что события , связанные с «Глорией Скотт» происходили в 1855 году, то есть, тридцать лет назад.



@темы: Шерлок Холмс, Исследования, Виктор Тревор, Глория Скотт, Холмс в университете

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
В ночи решила все ж таки оставить статью "Норфолкские сквайры", ибо речь там идет о прототипах героев и их домов из рассказов "Глория Скотт" и "Пляшущие человечки", и я очень остро почувствовала, что меня все же мало волнуют такие вещи, тем более, что нет никаких изображений упомянутых там поместий.
По сему двигаюсь дальше и надо все же, идя параллельно повествованию "Университета", закончить с Виктором Тревором и "Глорией Скотт". И здесь хочу выписать все наиболее интересные комментарии по этому рассказу.

Ну, и для начала, его время действия по Баринг Гоулду - с воскресенья,12 июля по вторник , 4 августа, и еще вторник 22 сентября 1874 года.

***

"- У меня здесь кое-какие бумаги, - сказал мой друг Шерлок Холмс, когда мы зимним вечером сидели у огня."

Очевидно, это была зима 1887-1888 годов, когда Уотсон вернулся на Бейкер-стрит после смерти своей первой жены. Похоже, что Холмс пытается отвлечь друга от горестных мыслей рассказами о своих первых подвигах.

***
Я тут все же не могу не вспомнить зарисовку на эту тему, которая также у кого-то вызвала недоумение. Вот здесь, наверное, она будет уже более понятна. И в ней показано, что могло навести Холмса на мысль рассказать о своем первом деле, а заодно и об университетских годах.

"Лихорадочно блестевшие глаза Уотсона следили за каждым моим движением.
- Я ни с кем не сплетничал о вас, - резко сказал он.
- Конечно, нет, - заверил я его.
- Не мог , даже если бы очень хотел. Я больше знаю о прошлом того малого, что меня лечит, чем о вашем.
Правда, прозвучавшая в его словах, будто ударила меня кнутом. Когда Уотсон поправится, мы поговорим об этом."

***

Далее еще хочу привести здесь вот эту иллюстрацию, (которую я уже как-то выкладывала) с небольшими примечаниями.



"Мистер Тревор медленно поднялся, устремил на меня непреклонный, странный, дикий взгляд больших голубых глаз..."

Иллюстрация Уильяма Г.Хайда для "Харперс Уикли, 15 апреля 1893 года.
Джеймс Монтгомери в своем "Этюде о картинах" так писал об иллюстрациях Хайда: "Они производят поразительное впечатление. Хайд изображает некоторые из наиболее драматических моментов в рассказах о Холмсе, но как будто испытывает странную неприязнь к самому Холмсу. На тех двадцати с лишним иллюстрациях, что он сделал , Мастер изображен лишь пять раз, причем на двух из них он сидит на стуле, повернувшись спиной к нам. На этой иллюстрации Холмс предстает чуть ли не подростком, слишком незрелым, чтобы поверить в его поразительные дедуктивные способности и, несомненно, слишком юным, чтоб быть университетским приятелем утонченного Виктора Тревора, который сидит слева от него. Из всех известных графических изображений Мастера это, безусловно, представляет его в самом нежном возрасте."


Норфолк

Норфолк - край лесов, лугов и болот, а также зеленых пастбищ и плодородных ферм, расположенных в низменностях. Считается, что это богатейшее графство в Англии, и оно не сильно изменилось с тех пор, как Холмс посетил его сперва в 1874, а потом в 1898 году (рассказ "Пляшущие человечки"). Норфолк - прибрежное графство на востоке Англии, но потом Холмс говорит, что Норфолк находится "на севере". Кристофер Морли однажды заметил по этому поводу, что с таким же успехом можно сказать, что Монреаль находится на западе Канады, а сэр Пол Гор-Бут в "Путешествиях Шерлока Холмса" писал: "Ни один нормальный англичанин не назовет Норфолк северным графством". Это не единственный такой случай, и нам остается лишь согласиться с сэром Полом в том, что для Холмса "все, что было в ста двадцати милях севернее Лондона, находилось на севере".



"...недалеко от Бродз".

Фотография Дж. Аллана Кэша, члена Королевского фотографического общества, для "Болот" Алана Блума

Бродз

(Это название можно перевести, как "Заводи". Прим. переводчика) В Англии заводи - это пресноводные озера, образованные в местах разлива рек, или болотистая территория с большим количеством водных протоков.

Ну, вот здесь я кое-что добавлю, поскольку не зря все же сидела над той самой краеведческой статьей "Норфолкские сквайры".
И для начала - Бродз - это все же не просто какие-то заводи, а сеть, в основном, судоходных рек и озер в английских графствах Норфолк и Саффолк. Ну, и это в некотором роде имя собственное и название тех мест, насколько я понимаю.

***

но она умерла от дифтерита в Бирмингеме, куда ездила погостить

Вот эта идея мне запомнилась еще с тех времен, когда просто проглядывала "Комментарии" Баринг Гоулда. Мысль, конечно, несколько безумная, но интересная)

"В повести "Знак четырех" Холмс говорит: "Что касается меня, то я никогда не женюсь, чтоб не потерять ясности рассудка. Но многие серьезные исследователи считают, что в юные годы Холмс был женат или, по меньшей мере, страстно влюблен.
Доктор Ричард Эшер в работе "Холмс и прекрасный пол"пишет: "Судя по отношению Холмса к женщинам, я готов предположить, что когда-то в прошлом он пострадал из-за несчастной любви."
Вот что написал Элмер Дэвис ("Настоящий Шерлок Холмс"): "Можно предположить, что в юности он увлекся какой-нибудь простушкой, вероятно, жившей по соседству, деревенской девушкой. К счастью, своевременно убедившись в ее глупости, он на всю жизнь проникся отвращением не только к ней самой, но и к чувствам, которые способна вызвать женщина...даже женщина такого рода."
С.К. Робертс, рассматривая "любопытную фразу", которой посвящено это примечание, написал следующее: "Допустим, что сестра Тревора была жива, (когда Холмс познакомился с Виктором Тревором); тогда сдержанное, сделанное как бы вскользь, упоминание о ней скрывает более глубокую эмоциональную подоплеку, чем об этом можно судить по безыскусному стилю автора... В таком случае, разве мы не имеем права сделать следующий шаг и предположить, что Холмс был всерьез увлечен мисс Тревор, но его романтические надежды были безжалостно пресечены вспышкой дифтерита в Бирмингеме в 1870-е годы?
Мисс Эстер Лонгфелло в статье "Женщины на Бейкер-стрит" отвергает возможность того, что Холмс испытывал к мисс Тревор какой-то особый интерес, но она считает, что Холмс в ранней молодости был женат, но вскоре стал вдовцом и превратился в того немного циничного, хотя и не волне избавившегося от иллюзий человека, которого мы знаем."

Мне помнится, что кто-то еще развивал эту мысль, говоря, что Холмс иногда ведет себя, как человек умеющий обращаться с женщинами. Отсюда вроде и мысль про вдовца... Видимо, позже я к этому еще вернусь.

***

Я поехал в свою лондонскую квартиру
А тут сразу скажу, что в просмотренных мной переводах, везде идет "вернулся в Лондон", хотя в оригинале о возвращении нет ни слова. Там стоит "I went up to my London rooms". Только в самом последнем издании, в том, которое как раз с комментами Баринг Гоулда, написано "вернулся в лондонскую квартиру", но тут и понятно, иначе как же быть с комментарием?) И , тем не менее, все же Холмс именно поехал в Лондон, а ни как не вернулся, ибо , видимо, в Норфолк они с Тревором поехали из университетского города, каким бы этот город ни был. Но вернемся к комментарию.


"Как указала Дороти Сейерс, ничто не может помешать студенту, обладающему достаточными средствами, снять квартиру в Лондоне для продолжения занятий во время летних каникул. Но по свидетельству Дж. Г. и Хамфри Мичела, чтобы содержать городскую квартиру, Холмс на тот момент должен был быть хорошо обеспеченным человеком. Едва ли это была та самая "лондонская квартира" на Монтегю-стрит, о которой Холмс упоминает в рассказе "Обряд дома Месгрейвов". Правда, он говорит о том, что поселился на Монтегю-стрит, когда впервые приехал в Лондон, но несомненно имеет в виду тот период, когда он уже завершил формальное образование и "решил зарабатывать на жизнь своим умом".

***
Я вот тут все же хочу сказать, что вряд ли тут стоит говорить об обеспеченности, поскольку речь идет о комнатах. Может, конечно, у меня в голове сложилась своя устоявшаяся картина, но это могла быть просто одна комната, снятая чисто на время каникул для занятий химией. Но показалась интересной идея, что Холмс уже тогда, возможно, снимал эти комнаты на Монтегю-стрит. Возможно, что от того времени, когда он по собственному желанию стал заниматься химией, и до того момента, когда он покинул университет, прошел совсем немного времени.

***

Еще такая подробность.
Мой друг встретил меня в экипаже на станции

Вот там Виктор встречает потом Холмса на станции , как у нас писали раньше "в экипаже". В оригинале это "dogcart". Я это иногда по интуиции перевожу "двуколкой. А в словарях это где просто повозка, где повозка, запряженная собаками. Но, наверное, самое правильное - это высокий двухколёсный экипаж с местом для собак под сиденьями. Но написать "догкарт" у меня пока как-то рука не поворачивается) А аналогичного слова у нас, видимо, нет. Выглядит оно вот так



Ну, и сам Баринг Гоулд пишет вот что:

"Догкарт - это не тележка, которую везет большой пес, как возможно, считают некоторые, а средство передвижения для охотников, где два седока сидят спина к спине, а заднее сидение сконструировано так, что может закрываться, образовывая как бы ящик под сидением для того, кто везет собаку" (если я верно поняла)
Вот такой рисунок в книге Баринг Гоулда



***

когда Крымская война была в разгаре

Вот это на самом деле довольно существенная загадка, связанная с тем, что перед этим Хадсон говорит о событиях, которые произошли "больше тридцати лет назад.

"Крымская война началась в 1854 году и закончилась в феврале 1856 г., после подписания Парижского договора; таким образом ее кульминация приходится на 1855 год. Но если 1855 г. был "тридцать лет назад", то описанные в рассказе события должны происходить в 1885 г., что - исходя из общеизвестных фактов биографии Холмса - представляется абсурдным.Следовательно, мы должны либо отказаться от фразы "Это со мной случилось в пятьдесят пятом году, когда Крымская война была в разгаре", либо поставить под сомнение "тридцать лет".
Большинство комментаторов склоняется к первому варианту по трем веским причинам:

1.Сказанные Хадсоном слова "больше тридцати лет назад" (со времени последней встречи с Тревором-старшим) достаточно точно совпадают с выражением "тридцать лет назад", использованным самим Тревором.

2. Тревор-старший на момент встречи с Холмсом был " коренастый, плотный человек с копной седых волос", а в ссылку из Фалмута он отправился (по его собственным словам) двадцати трех лет от роду. Это подкрепляет теорию, согласно которой между двумя событиями прошло тридцать лет.

3. Если мы примем утверждение Тревора старшего о тридцати годах, то можем поверить ему и в том, что он вернулся в Англию "более двадцати лет" назад, женился и произвел на свет сына, который был сверстником Холмса (то есть родился где-то около 1854 года). С другой стороны, если мы будем держаться за дату Крымской войны, то нам придется согласиться с Клифтоном Р. Эндрю в том, что "Виктор Тревор был не родным сыном Тревора -старшего, а приемным".

***
По поводу вот этой последней загадки, мне встретилась занятная гипотеза в одном австралийском журнале и я постараюсь написать о ней чуть погодя.

Что касается комментариев Баринг Гоулда, то это все, что хотелось бы привести относительно "Глории Скотт". Там еще встретились несколько обширных комментариев, которые касаются не столько этого рассказа, сколько разных сторон жизни Холмса, и я решила выложить их отдельно, чтоб не мешать все в одну кучу.



@темы: Шерлок Холмс, Баринг Гоулд, Глория Скотт, Комментарии Баринг Гоулда, Холмс в университете

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Ну, вот, это последняя глава, на этом все обрывается. Мне кажется, судя по названию, автор явно не собирался ограничиваться этим рассказом о молодом Холмсе, но увы... В результате вышел рассказ без начала и конца.
Сейчас думаю, что этот фанфик написан явно не столько под влиянием Баринг Гоулда, которое мне вообще видится , в основном, в присутствии Шерринфорда, сколько под впечатлением от Гранады - как-то оно довольно сильно ощущается в образе самого Холмса. Это, наверное, можно считать еще одной версией детства и юности Холмса - обычная семья, просто Холмс там как бы чужой - именно в силу своего характера и бог знает каких еще обстоятельств. Тоже вполне вероятное объяснение.
Для меня этот фанфик ценен молодым Холмсом, в которого веришь, почему-то это мало кому удается.

У меня здесь были небольшие проблемы с переводом наблюдений Шерлока и Майкрофта за женой Шерринфорда. Английский все же очень странный язык, или у его носителей бывает странная логика) Холмс там начал насмешливо говорить о выводах Майкрофта, но чтоб понять это у меня ушло два дня)) Потому что он только что говорил о своих наблюдениях и понять, что он уже намекает на неверные выводы брата очень сложно.

Ну, и это, наверное, единственный фанфик, где прямо указывается на ирландское происхождение Холмса.

Так что на этом "Сила в правде" заканчивается.

Глава 4

Майкрофту не надо было особенно раздумывать над тем, куда пошел Шерлок. Похоже, у него были тут лишь два места обитания: его комната или библиотека. И учитывая то, что все книги Шерлока, должно быть, были прочитаны и отнесены в его комнату мальчиком-слугой, то сам собой напрашивался вывод, что он был в библиотеке.
И он, в самом деле, там и был. Положив ногу на ногу, Шерлок сидел, удобно устроившись, в плетеном кресле у окна. У него был такой вид, будто бы он сидел там весь день, медитируя в кресле на лилейных подушках. У него на коленях лежал учебник анатомии Грея, открытый на главе о нервной системе, с подробным изображением серебристого мозга, показывающим продолговатый мозг, извилины в нем и разницу между серым и белым его веществом.
Однако, этот молодой человек смотрел вовсе не на книгу. Упершись локтями в бока, он спрятал лицо в ладонях, так крепко прижимая их к лицу, точно хотел пронзить его.
Такое поведение слегка озадачило Майкрофта, и он нахмурился, но ему и раньше приходилось видеть брата в подобном состоянии. Перед самым концом обучения в школе он стал очень замкнутым и в какой-то степени склонным к саморазрушению. Но, подумал Майкрофт, если уж он смог однажды выйти из этого состояния, то, черт возьми, вполне мог бы удержаться от того, чтоб не погрузиться во все это снова.
Принеся еще один стул, он сел напротив брата и наклонился вперед настолько, насколько позволило его солидное телосложение. Шерлок все еще не замечал его присутствия; его мускулистые руки чуть ли не до половины высунулись из пугающе больших рукавов его сюртука.
- Шерлок.
Шерлок поднял голову - его глаза покраснели от того, того, что он так сильно надавил на них руками; и рассеянно посмотрел по сторонам.
- А теперь что не так? – устало спросил Майкрофт, хотя в его словах сквозило беспокойство.
читать дальше

@темы: Шерлок Холмс, Сила в правде, Холмс в университете

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Глава 3

Холмс прошел в просторную комнату, с которой было связано столько воспоминаний.
Стены были увешаны различными памятными знаками, говорящими об успехах его отца во время военной службы и на охоте, когда он был намного моложе. Пол был покрыт турецким ковром, который, казалось, все еще светился яркими красками; темно-малиновыми, теплыми оттенками желтого и золотого и яркими сине-зелеными вкраплениями меж ними. Стол темного орехового дерева был изукрашен до экстравагантности; ножки были искусно инкрустированы имитациями греческого узора с вставками из дуба и красного дерева.
Позади стола, рядом с искусно украшенным камином , заложив руки за спину, стоял человек гигантского роста. Яркий солнечный свет, струившийся из окна, отражаясь в его блестящих темных волосах, создавал вокруг головы мистера Холмса голубоватый ореол; в этих волосах прибавилось серебряных нитей с тех пор, как его младший сын видел его последний раз, и на висках поблескивали седые пряди. Его лицо, так же, как и лица его сыновей, было чисто выбрито, а годы оставили суровые складки и морщины вокруг его карих глаз, которые сейчас буравили своим взором Шерлока, точно два ледоруба. Его квадратный подбородок несколько смягчал очертания его лица, с возрастом ставшими несколько тяжеловесными, а широкие плечи придавали ему грозный и величавый вид, который еще более подчеркивал солнечный свет, льющийся из второго окна, находившегося у него за спиной. И сейчас Шерлок был рад, что его мать была права, и он, в самом деле, вырос еще на пару дюймов.
- Стой там, - сказал этот джентльмен, свысока взглянув на сына и указав своей большой рукой на место перед его столом.
Сайгер Холмс был не тем человеком, которому можно было противоречить или каким-то образом его задевать, ибо он обладал нравом раздраженного буйвола и бушевал тогда не меньше самого разрушительного урагана. Он умел говорить и мог так преподать сказанное, что вас бросило бы в дрожь от непреодолимого чувства вины. Многие говорили, что сквайр мог заставить человека почувствовать, что его прегрешения превосходят вину Иуды Искариота, но делал это лишь для того, чтоб его слова дошли до адресата; чтоб виноватый не совершил вторично своего проступка, расстроившего сквайра. Это было гораздо эффективнее, чем вбивать кому-то в голову здравый смысл, к тому же распускать руки это так по-плебейски.
Шерлок стоял , выпрямившись и высоко держа голову, он не хотел позволить отцу запугать его. Ему приходилось иметь дело с владельцами пабов, имевшими еще более агрессивный вид, не говоря уже о его противниках в различных боксерских состязаниях.
- Что ты можешь сказать в свое оправдание? – спросил его отец с самым зловещим видом.
Шерлок открыл, было, рот, но тут сквайр взял со стола лист бумаги и стремительно положил его перед сыном, в ярости хлопнув по нему рукой.
- Я никак не предполагал, что буду получать подобные письма, по поводу своих детей, особенно сыновей, - произнес он угрожающим тоном.
Шерлок быстро проглядел письмо. Наряду с извинениями, оно заключало в себе категорический и крайне досадный отказ, и на этом администрация университета официально прощалась с их семьей. Если б Шерлок не чувствовал себя уверенно, благодаря тому, что было ему известно, то ощущал бы себя весьма неловко.
- Отец, я возмущен тем, что вам было отправлено такое письмо, но на то есть причина.
Презрительно хмыкнув, Сайгер Холмс наклонился к сыну поверх стола.
- Если ты намерен сейчас лепетать какие-то трогательные оправдания, то я не желаю этого слышать.
Его лицо пылало; гнев, горевший во взгляде, грозил вылиться и в его слова.
- У меня сложилось впечатление, что у руководства колледжа были проблемы с твоим трудолюбием. Ленивый, апатичный, не желающий думать о собственном будущем, ты все же вынужден был оставаться там, и учиться.
Эти слова пролились над головой Шерлока, подобно каплям ледяного ливня, которые бегут по волосам, стекая вниз холодными ручейками.
- Отец, я выполнил свою работу к полному их удовлетворению, и даже более того, если говорить о результатах моих выпускных экзаменов. И я не понимаю, что тут может быть не так с моим трудолюбием.
- Не смей мне возражать, дерзкий мальчишка!
Его отец того и гляди готов был совершенно выйти из себя.
Это было последней каплей. Его, взрослого мужчину, прожившего уже почти два десятка лет, все еще называли ребенком. Для отца он по-прежнему был мальчуганом в коротких штанишках, не последовавшим примеру своих успешных и уже состоявшихся старших братьев. И вот теперь он добился фантастического успеха, а этот человек вместо того, чтобы выслушать его рассказ об этом, хотел просто стереть его в порошок, как какую-нибудь жалкую мелкую сошку.
Чаша обид, что таил в себе Холмс во всех тех случаях, когда пытался поговорить с отцом, переполнилась, и все эти испытываемые им чувства отразились сейчас на его обычно таком спокойном лице.
- Как же я тогда должен отвечать на ваши обвинения?
- Как ты смеешь так со мной разговаривать? – проревел его отец так громко, что Шерлок почувствовал, как в него ударила волна этого ничем не сдерживаемого гнева.

читать дальше


@темы: Шерлок Холмс, Сила в правде, Холмс в университете

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Как я уже говорила, это еще один вариант детства и юности Холмса. Это 2 глава из имеющихся четырех.

Первая глава находится здесь morsten.diary.ru/p220812879.htm

Глава 2

Поезд с легким шипением остановился на железнодорожной станции Голуэя. Двери его вагонов начали открывать еще до его полной остановки, и некоторые из наиболее смелых пассажиров спрыгнули на платформу, чтобы выйти на главную дорогу. Среди них мог бы быть и Холмс, но тащить чемодан, дорожный баул и скрипичный футляр было не так легко, не говоря уж о том, чтоб спрыгнуть вместе со всем этим с еще не остановившегося поезда.
Когда закончился семестр, он отправил домой большую часть своего багажа, оставив себе лишь те вещи, которые могли ему понадобиться в оставшиеся пару недель. На что он не рассчитывал, так это на то огромное количество книг по разным предметам, которые он время от времени покупал, и которые скопились за последние пару лет в его маленькой комнате в колледже Тринити. Его брат сказал, что он сильно расстроится в тот день, когда обнаружит, что его книжная коллекция переросла размер его книжной полки. И, к сожалению, он был прав. Дорожный баул пришлось купить специально для того, чтобы вместить все тома, которые он нашел в своей комнате; на полке, в комоде, под кроватью… Некоторые из них даже использовались в качестве импровизированного прикроватного столика после того, как у него сломался настоящий столик, и по иронии судьбы случилось это из-за того, что он водрузил на него слишком много книг.
Холмс с любовью окинул взглядом относительно пустую платформу, но при этом он все же ощущал в душе какую-то пустоту. Его детство по большей части прошло на окраине Голуэя, вдали от городской суеты; семья переехала сюда из Йоркшира, когда он был еще младенцем, и тишина оживленного портового города, хоть временами и довольно тошнотворная, напоминала о тех днях, когда он вместе с семьей скитался по миру, ни о чем не заботясь. Но это также было напоминанием о том, каким невероятно скучным стал этот город. К тому времени, когда ему исполнилось восемь, мысль о том, чтобы отправиться в деревни с зарослями петунии, окружающие Голуэй, или спуститься по пыльным сельским тропам к морю, вызывала у него смертную скуку. Он слышал, как взрослые говорили, что цинизм - странная черта для мальчика, но он был циничен. От всего необычного у него буквально все сжималось внутри, настолько оно казалось до боли прекрасным. Поэтому для него не представляло ни малейшей трудности покинуть свой дом.
Но теперь, когда с его последнего приезда прошло уже полтора года, он вернулся и без всякого удивления смотрел на платформу, не встречая там ни единого знакомого лица. Его брат Майкрофт сказал, что приедет погостить на две недели и с радостью подвезет его в шарабане. Но учитывая то, каким «занятым человеком» был его брат, Холмс никоим образом не удивился, обнаружив, что на станции Майкрофта не было. Он без труда дошел до главной дороги и опустил на землю свой нехитрый багаж. Усевшись на чемодан, он уперся локтями о колени и уныло подпер голову рукой, являя собой картину воплощенной скуки. Он даже не удосужился достать портсигар.
читать дальше

@темы: Шерлок Холмс, Сила в правде, Холмс в университете

15:03

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Я уже как-то вроде сказала, что в отношении Холмса в университете будет небольшой сюрприз.
А штука тут вот в чем. Когда я читала "Трещину в линзе" и ее продолжения было смутное чувство, что что-то такое я уже читала, по крайней мере, что-то подобное. И уж точно что-то, где был Шерринфорд и вот даже вроде характер был похожий...
А потом вспомнила, что попадался незаконченный, но очень удачный, на мой взгляд, фанфик на тему Холмса в университете и его семьи. И там были не только Майкрофт с Шерринфордом, но вроде еще и сестры. Я его тогда проглядела, но сохранять не стала, потому что была еще полна "юношеского" максимализма) и мне нужно было только все законченное и целое)
А недавно вспомнила об этом опусе и кинулась искать. Были, правда, мысли, что возможно, это была проба пера автора "Трещины" Дарлен Сипсер, потому мне и кажется, что что-то похожее...
В общем, оказалось, что по счастью фанфик на месте и уже это большая удача. И думаю, что автор тут совсем другой, уже хотя бы потому, что здесь совсем другой Холмс. Я не стала перечитывать, а сейчас прямо стала переводить с листа, поэтому скажу пока только за первую главу.
Можно все-таки изобразить настоящего молодого Холмса, и вот он здесь при всей своей молодости, сдержанный, замкнутый, властный и колючий; по-юношески уязвимый, но со стержнем.
Чертовски жаль, что написано так мало. Но так уж всегда почему-то бывает.
А у меня опять искушение - переписать кое-что из "Университета" Дарлен Сипсер вот под этого Холмса, хотя бы в виде зарисовок... Мечты...

Ну, а пока предлагаю вниманию своих читателей первую главу этого фанфика Fortis est veritas (Сила в правде) Автор underyourpatio

Скажу еще несколько слов. Сама автор - я уверена, что это девушка или женщина) - говорит, что при написании руководствовалась характером героев, заимствованным из Канона, книги Баринг Гоулда и вдохновлялась какими-то типажами, взятыми из реальной жизни.
Тут, кстати, есть интересная особенность, указывающая на отчасти ирландское происхождение Холмса или, по крайней мере, на какие-то связи с Ирландией.

По традиции будет несколько фотографий. Для создания атмосферности и реальности происходящего. Ну, и будет еще несколько глав.

Fortis est veritas (Сила в правде)

Глава 1


Погода, как обычно, не предвещала ничего доброго, и вокруг шпилей Тринити-колледжа уже начали собираться облака. Воздух был холодным и влажным, и все, кто пытался сейчас в Дублине дышать полной грудью, ощущали в ней некоторое стеснение от надвигающейся грозы. На улицах вокруг колледжа было тише теперь, когда большинство студентов разъехались по домам на летние каникулы. Не прошло и суток после окончания лекций, как все преподаватели, что читали их, исчезли, оставив пустые аудитории пылиться в одиночестве ближайшие пару месяцев.
Однако, это было преувеличением. Они были не совсем еще пусты.
Уже две недели, как окончился семестр, а стайка студентов осталась , дабы перед отъездом дождаться разрешения некоторых вопросов. В главном общем зале находились десять молодых людей, расположившись там, как у себя дома; они оглядывали эту временно принадлежащую им территорию и готовы были атаковать любого, кто будет настолько глуп, что нарушит их личное пространство. Все они ждали, когда декан им объявит, что они могут остаться и продолжить свое обучение для получения ученой степени , а, возможно, и получения стипендии. Ожидая, они нервно и нетерпеливо расхаживали по комнате.
Неофициальное положение Майкла Гамильтона делало его одним из тех немногих, что могли претендовать на нечто значительно большее , нежели просто удобное кресло. Он вышел на середину аудитории. Идя медленным шагом, он останавливался на дальнем конце зала, медленно поворачивался, держа одну руку за спиной, а другой – похлопывая себя по бедру , и шел назад с нервной неторопливостью. Из-за медлительности походки он казался еще выше, а широкие плечи придавали ему более внушительный вид , и это заставляло помалкивать тех, в чье личное пространство он порой вторгался.
Гамильтон уже собирался вернуться другим путем, когда вдруг из дальнего угла у него за спиной зазвучала странная мелодия. При этом томительно долго тянувшемся времени он бы, наверное, похвалил нарушителя тягостной тишины, если бы был в лучшем настроении. Но сегодня его нервы были напряжены, и меланхоличная скрипичная мелодия никак не улучшала его душевного настроя.
- Холмс, может, вы уже заткнетесь? – воскликнул он, обернувшись, крепко стиснув зубы.
Нарушитель тишины, сидящий в кресле возле остывшего камина, лениво поднял на него взгляд. У него были длинные худые конечности, которые будучи довольно изящными , в этой нарочито угловатой позе выглядели сейчас неловкими, точно ноги богомола. Откинувшись на спинку кресла и зажав скрипку подбородком, молодой человек тихо опустил смычок на струны, готовый взять еще одну ноту. Он был сейчас подлинным воплощением расслабленности, что безгранично раздражало Гамильтона.
- Прошу прощения, Гамильтон? Заткнусь?
- Эта ваша чертова скрипка. Отложите ее, ради бога! – воскликнул Гамильтон, указывая на инструмент.
Холмс холодно улыбнулся.
- Я, как это вы сказали, «заткнусь». Но нет нужды прибегать к столь вульгарному слэнгу. Особенно, когда ждешь известий о том, сможешь ли продолжить свое образование на факультете иностранных языков.
-Холмс, не выступайте против меня. Иначе вы долго не сможете играть на своем инструменте.
Холмс выпрямился.
- Тогда я, пожалуй, начну играть и чем больше, тем лучше, - он собрался взять еще одну ноту, когда Гамильтон начал бушевать.
- Э, э,э, Майк, успокойтесь, - юноша с волосами песочного цвета вскочил со своего кресла и встал между ними. Он говорил с мягким ирландским акцентом, который произвел на Гамильтона незамедлительный успокаивающий эффект. – Он пытается вывести вас из себя. Сам-то он спокоен, потому что знает, что ему гарантировано место.
Холмс резко встал, положив скрипку на стул, и пристально взглянул на блондина.
- Я не пытаюсь никого вывести из себя. Если б это было не так, я не был бы так сдержан.
Он скользнул по ним суровым взглядом своих серых глаз.
- И почему же это мне гарантировано дальнейшее обучение, Дэвис?
Гамильтон презрительно фыркнул и в гневе выбежал из аудитории, по дороге опрокинув небольшой столик на ничего не подозревающего студента, который, чтоб скоротать время, читал какой-то пухлый том.
Дэвис вздохнул и повернулся к Холмсу, который стоял, выставив вперед одну ногу, и хмуро и пристально смотрел на него, точно ястреб.
- Ваши оценки на экзаменах были до нелепости превосходны. Для них было бы безумием не оставить вас здесь. – Дэвис выдавил из себя самую милую улыбку, на какую только был способен в своем нервном состоянии. – Просто постарайтесь быть немного внимательнее к тем из нас, - он медленно заложил руки за спину, - кто не настолько умен, как вы.
Черты Холмса оставались все столь же неподвижны, но его голос слегка смягчился.
- Кажется, вы говорили, что не собираетесь тешить мое самолюбие.
Дэвис слегка пожал плечами.
- Нет. Я просто говорю, как есть. И я поражаюсь вашим результатам.
Холмс повернулся, взял скрипку, потом опустил ее на пол возле кресла и сел. Откинувшись на спинку, он опустил локти на подлокотники кресла и изящно сомкнул кончики его бледных пальцев перед своим тонким лицом с орлиным носом.
- Я еще не совсем глух к замечаниям, играющим на эмоциях.
- Простите меня за предположение, что вы не способны их ощущать. Но вы этого даже не замечаете.
-Прошу прощения за то, что проигнорировал тот факт, что из-за вашего акцента вас можно счесть еще менее умным, чем это явствует из ваших экзаменационных оценок. Которые были весьма не высокими.
Дэвиса явно задело это замечание, и он подошел к перевернутому столу, чтоб поставить его на место.
- А вот в этом совсем не было необходимости, Шерлок Холмс.
- Если не хотите слышать моего мнения о вас, то не делайте своих замечаний и обо мне .
Дэвис рассмеялся, поражаясь этому нелепому молодому человеку. Которого он знал уже два года за время их совместного обучения в колледже. Они учились в одном здании, и он не раз проходил мимо Холмса в атриуме. По правде говоря, он был немного волк-одиночка, и казалось, что завести с ним разговор будет совсем не просто. Сперва он думал, что Холмс держится обособленно из-за того, что на начальном этапе в колледже он был один. Будучи сам очень общителен, Дэвис почувствовал естественный порыв заговорить с ним, но оказалось, что этот молодой человек был нелюдим и имел странную привычку точно знать, где вы были и чего ожидали. Что, по меньшей мере, приводило в замешательство.
Дверь в общий зал медленно приоткрылась, и в повисшей тишине казалось было слышно, как все присутствующие затаили дыхание, глядя на вошедшего декана. Его небольшие, глубоко посаженные, глаза, поблескивающие из-под очков с плотными стеклами, внимательно оглядели насторожившихся тут же студентов.
- Я пришел к выв… - где Гамильтон?
- Вероятно, на площадке, сэр.
- Отлично! Ради бога, пусть кто-нибудь сбегает за ним.
Найденный Дэвисом, Гамильтон проскользнул в зал, и, бросив хмурый взгляд в сторону Холмса, пристроился на подлокотнике одного из кресел.
- Ну, вот, теперь мы все в сборе. – Декан слегка нахмурился. – Я могу сказать вам, кто останется в аспирантуре, обучаясь на различных факультетах, а кто будет искать работу согласно полученной вами недавно квалификации.
Студенты слушали с замиранием сердца.
- Гамильтон, О’Рейли, Дэвис, Маркс, Тэррант и Гамильтон.
- Сэр, - ответил ему нестройный хор голосов. Холмс про себя усмехнулся.
Какую-то секунду декан не говорил ни слова, отдавая должное драматическому эффекту этой минуты.
- Мои поздравления. Вы возвращаетесь сюда в осеннем семестре.
Холмс пытался совладать с собой, но у него так и отвисла челюсть. Весь зал медленно поплыл у него перед глазами, а шестерых счастливых новоиспеченных аспирантов уже поздравляли, похлопывая по спине и пожимая им руку. Тогда как его ум силился найти ответ, почему так произошло.
Я точно знаю, что декан принадлежит к масонскому ордеру, а отцы Тэрранта и Маркса – масоны, как и они сами, судя по тому, как они пожали декану руку. Вот почему прошли эти двое; это единственно возможный вариант, учитывая их успехи. Был только один претендент на стипендию на инженерном факультете; это объясняет, почему прошел Дэвис. Я уверен, что О’Рейли - родственник жены главного куратора биологического факультета и…
О, господи, отец спустит с меня за это шкуру.

- Мои соболезнования тем из вас, с кем мы, увы, вынуждены расстаться. Желаю вам успеха в вашей будущей карьере.
Самые добросердечные из незадачливых претендентов поздравляли своих более успешных товарищей, один даже весело смеялся над своим поражением. Дэвис и Гамильтон подошли к Холмсу, который не сдвинулся ни на дюйм с тех пор, как декан сделал свое объявление. Гамильтон сказал:
-Сожалею, старина. Не повезло.
- Не повезло… - тихо повторил Холмс. – Никакого везения не бывает. Это нечто выходящее за пределы реальности.
- Я просто пытался посочувствовать, старина. Ведь вы же не обиделись, правда?
Гамильтон улыбнулся своей лучезарной улыбкой, Холмс был уже вне себя.
- Я просто не понимаю, Холмс. Вы же должны были пройти на все сто процентов, -радостное возбуждение Дэвиса теперь несколько померкло.
Холмс пожал плечами с напускным безразличием, хотя внутри у него все сжималось от одной мысли о том, как он скажет отцу, что потерпел неудачу.
- Это, на самом деле, еще ни о чем не говорит. Непредвиденные обстоятельства могут изменить вероятность любого события.
- Мистер Холмс, можно вас на минуту? – окликнул его вдруг декан.
Холмс встал и попытался скрыть то, что его ноги стали точно ватными. Так, это должно быть из-за шока…интересно. Они направились к выходу, и, выходя, декан притворил за собой дубовую панель.
- Вероятно, хочет лично принести ему свои соболезнования, - сказал Дэвис, сунув руки в карманы.
- Наверное. Ну… - Улыбка Гамильтона была уже буквально до ушей. – Что скажете насчет того, чтоб отметить это?


***

- Я слушаю, профессор Хэнслоп, - произнес Холмс со всем дружелюбием, которое он смог изобразить, учитывая то, как ему хотелось отвесить тумака сидящему напротив декану.
- Сожалею, что не смог предоставить вам здесь места в следующем учебном году. – Декан пристально вгляделся в него поверх очков. – Но у нас было только шесть мест.
- Разумеется, сэр, - отрывисто отозвался Холмс.
- И мне пришлось отдать эти места тем, от дальнейшего обучения которых колледж получит определенную прибыль.
- Конечно, сэр.
В горле у Холмса уже порядком пересохло от гнева, который он вынужден был сдерживать.
- Поэтому вас и не было в моем списке.
На это Холмс не нашел в себе силы даже что-то пробормотать в ответ.
- Этим утром я получил письмо. В ответ на то мое послание, которое я написал относительно результатов ваших экзаменационных работ, которые, кстати говоря, были превосходными.
Тогда почему бы вам не взять меня, лицемер…
- И в этом письме были фантастические новости, мой мальчик. Фантастические.
Холмс пристально посмотрел на него.
- От кого, сэр? Вы не сказали, кому вы послали письмо.
- Да неужто не сказал, мой мальчик?! Из Оксфорда, Холмс. Из знаменитого университета!
- Из Оксфорда? – На лице Холмса застыла недовольная гримаса, но то, как он взволнован, можно было заметить лишь по легкому подергиванию его левой брови.
- Они не только предлагают вам место для изучения прикладной химии, но и стипендию!
- Вы предложили мою кандидатуру руководству Оксфордского университета? – спросил Холмс самым спокойным тоном. – И они приняли меня, исходя только из моих оценок?
- И рекомендации всего факультета, могу вас заверить, - улыбнулся декан.
- Но я думал…
Холмс замолчал и сделал глубокий вдох.
Какую-то секунду декан выглядел озадаченным, но потом его осенило.
- Ведь вы же не думали, что я не дал вам места из-за того небольшого инцидента с формальдегидом? Ну, что вы, мой дорогой мальчик! Дело было улажено. Кроме того, - он положил руку Холмсу на плечо, - это не меняет того факта, что вы феноменальный химик.
Холмс помотал головой, словно пытаясь прояснить ее и стряхнуть с себя то, что принял за какое-то наваждение.
- Я поеду в Оксфорд?
- Да. Мои поздравления. Хотя я и не рад, что колледж Тринити лишится столь одаренного студента, как вы, но…
- Большое спасибо, сэр, - коротко сказал Холмс. – Я также очень рад слышать, что был прощен за этот инцидент в лаборатории.
- Ну, я-то вас уж точно простил. Не особо уверен на сей счет в профессоре Мэлларде. Его опаленные брови пока так и не отросли…


***


- Честное слово, я думал, что он-то уж точно пройдет! Богом клянусь! – воскликнул Дэвис, находясь в группе счастливчиков.
- Наверное, мы все так считали. И это говорит о том, что тут недостаточно просто обладать природным умом! – Гамильтон улыбнулся и демонстративно сжал пальцы в кулак у себя перед носом. – Усердный труд , джентльмены, вот, что окупается.
- Но его оценки на выпускных экзаменах явно были результатом самого упорного труда.
- Но я что-то редко видел, чтобы он сидел и писал какие-нибудь рефераты.
- Может быть, он рассердил кого-то на химическом факультете? – подал голос О’Рейли.
Все посмотрели друг на друга.
- Мэлларда, – лаконично сказали все в один голос.
Дверь отворилась, и вошел Холмс; мрачный, с понуро опущенными плечами и взглядом человека, мир которого только что внезапно рухнул. Медленно и печально он подошел к тому месту, где лежала его скрипка, взял ее вместе со смычком и направился к двери.
- Мои поздравления, - монотонно сказал он присутствующим.
- Спасибо, Холмс, - О’Рейли сочувственно ему улыбнулся.
- Ну, что, Холмс, на этот раз вам не повезло, а? – вставил Гамильтон.
Холмс уже повернулся, чтобы уйти, и вдруг резко обернулся, как будто вдруг что-то вспомнил.
- Ах , да, я хотел вам кое-что сказать, Гамильтон. – Он протянул ему руку, и на его лице заиграла озорная улыбка. – Вы должны как-нибудь навестить меня в Оксфорде.
Гамильтон явно пришел в замешательство, машинально отвечая на рукопожатие Холмса.
- Я думал, что вы живете в Голуэе?
Поняв, что имеет виду Холмс, Дэвис удивленно вытаращил глаза.
Теперь Холмс стоял, уже выпрямившись, вновь гордо расправив плечи. Он вздохнул.
- Похоже, Дэвис меня понял. Пусть он объяснит остальным.
Он пожал всем руки и коротко кивнул.
- Хорошего дня, джентльмены.
И взмахнув фалдами сюртука, стремительно повернулся и вышел из комнаты.

***

Колледж Тринити в Дублине





Библиотека в Тринити-колледже









@темы: Шерлок Холмс, Сила в правде, Холмс в университете

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Потихоньку двигаюсь дальше.
Я далеко не всегда намерена возвращаться к книге Баринг Гоулда, тем более, что когда возвращаюсь, сразу чувствую, как мне не нравится его отсебятина, причем , на мой взгляд, ничем не обоснованная.
Но в данный момент, - пока я буду частично переводить- частично пересказывать "Университет" Дарлен Сипсер и не только эту книгу - я буду в некотором роде ссылаться на биографию Холмса, написанную Баринг Гоулдом, потому что книги, о которых я говорю, написаны по ее мотивам и под ее влиянием.

Но главу из Баринг Гоулда по вполне понятным соображениям тоже частично выложу полностью, а частично перескажу.

Итак.

"Оксфорд и Кембридж: 1872-77

Я часто пытался выяснить у своего приятеля, что толкнуло его в область расследования уголовных дел, но до сих пор он ни разу не пускался со мной в откровенности.
Доктор Джон Уотсон

Лишь поступив в Оксфорд, Холмс понял, что окружающие его люди находят замечательными его наблюдательность и способность строить на этих наблюдениях выводы.
Это открытие поразило его. Он считал, что все могут так же наблюдать и делать выводы, как он и его братья, особенно если учесть, что Майкрофт был наделен этими способностями даже в большей мере.
Позже, в статье адресованной тем, кто мог бы усовершенствовать свою наблюдательность и способность анализировать, Шерлок Холмс писал:

«…пусть исследователь начнет с решения более простых задач. Пусть он, взглянув на первого встречного, научится сразу определять его прошлое и его профессию. Поначалу это может показаться ребячеством, но такие упражнения обостряют наблюдательность и учат, как смотреть и на что смотреть. По ногтям человека, по его рукавам, обуви и сгибе брюк на коленях, по утолщениям на большом и указательном пальцах, по выражению лица и обшлагам рубашки - по таким мелочам нетрудно угадать его профессию. И можно не сомневаться, что все это, вместе взятое, подскажет сведущему наблюдателю верные выводы

Очень высокий, не слишком привлекательный внешне, ни грамотей и ни атлет, но владеющий шестью языками и теми знаниями, что почерпнул еще в детстве во время путешествий по Континенту, Шерлок Холмс в свои восемнадцать лет был совсем не похож на обычных оксфордских студентов 1872 или даже 1962 годов.
Он был очень замкнутым юношей. Особая атмосфера его детства не способствовала завязыванию обычных дружеских отношений, а поскольку у него не было своего «школьного прошлого», то и университетский порог он переступил без багажа каких-то личных связей из до университетской жизни.

Однако, на первом курсе своего обучения в Оксфорде Шерлок Холмс завел одного друга.

Человек этот привлек Холмса с той первой минуты, как он начал читать студентам лекции по математике и логике.
Чарльз Лютвидж Доджсон, которому тогда было сорок лет, как и Холмс, жил и работал в колледже Крайст Чёрч, в том самом колледже, который был и его собственной альма-матер.



Это был человек среднего роста, стройный; одно его плечо было чуть выше другого, и улыбка была также несколько кривовата. Он держался довольно натянуто, у него была странная неровная походка, он был глух на одно ухо и сильно заикался.
Проходя как-то утром мимо Доджсона, Холмс заметил на правой руке преподавателя пятнышки от кислоты и ожоги от порошка для осветительной вспышки. И сказал ему, что он, видимо, интересуется фотографией. А потом объяснил, как он догадался об этом.
В ответ Доджсон пригласил его к себе в кабинет на чай. И показал свою коллекцию фотографий.
Холмса не столько заинтересовали фотографии, сколько сама личность Доджсона, и во время их разговоров он узнал об этом человеке поразительные вещи. Этот , на первый взгляд, чопорный, нервный, раздраженный человек обладал необыкновенной ловкостью рук и мог проделывать различные фокусы. Он вообще обожал самые разные игры. И сам был автором различных шарад и головоломок. Он был страстным любителем театра и оперы, и его связывали долгие годы дружбы с великой актрисой Эллен Терри.

Но самым впечатляющим для насмешливого Холмса было то, что Доджсон под чужим именем Льюиса Кэролла опубликовал в 1865 году удивительную книгу под названием «Алиса в стране чудес» и в том же году вышло и ее еще более изумительное продолжение «Алиса в Зазеркалье».
Зимой и весной Холмс немало общался с Доджсоном. Они много дискутировали, ибо и тот и другой отличались твердыми убеждениями. Доджсон часто сильно горячился во время своих споров с Холмсом, но никогда не сердился на него, ибо его всегда восхищала логика Холмса.

Тут хочу сказать от себя, что вот об этом знакомстве я когда-то прочитала в одной статье о Холмсе еще в детстве. Там вскользь упоминалось о шерлокианских исследованиях. И в качестве примера, как раз приводилось вот это знакомство Холмса с Льюисом Кэроллом. Типа, надо же, что удалось узнать дотошным шерлокианцам! На самом деле, это все же чисто фантазия Баринг Гоулда, хотя, думаю, что фантазия эта вполне могла прижиться. Как написано в одном журнале: "войдет в привычку - станет судьбой".

На второй год своего пребывания в Оксфорде Холмс завел еще одного друга..."

Здесь Баринг Гоулд полностью цитирует "Глорию Скотт", правда, еще кое-что вольно изменяя. А вот потом я прямо почувствовала, как написанное им на свой лад отразилось в "Трещине в линзе". Но я, конечно, не буду здесь цитировать все то, что он повторяет из "Глории Скотт" и "Обряда дома Месгрейвов". А это практически несколько страниц, а приведу только его собственные добавления к этому.

"Холмс провел бессонную ночь. После того направления, в котором устремились его мысли после слов старого Тревора, было уже невозможно продолжать его занятия математикой.
На следующий же день он написал своему отцу в Йоркшир.
Он сообщал Сайгеру Холмсу, что принял решение стать не инженером, а первым в мире детективом-консультантом.
Сайгер Холмс был взбешен.

- Я дам тебе вполне приемлемое содержание, - написал он сыну в Донифорп. – Но больше не желаю тебя видеть.»

Холмс знал, что пока жив его отец, он не сможет вернуться в их дом и поместье в Йоркшире. И он телеграфировал своему брату Майкрофту в Лондон:

«Пожалуйста, сними мне комнаты в Лондоне. И запиши меня слушателем на курс органической химии в Бартсе. Все объясню при встрече.
Шерлок.»
Изучение органической химии, по мнению Холмса, относилось к тем дисциплинам, которые он должен теперь изучить, дабы подготовиться к той роли, которую он для себя выбрал. Он начнет обучение в больнице Святого Варфоломея в Лондоне.

Любопытно, что Майкрофт Холмс, молодой подающий надежды клерк двадцати семи лет , работающий в одном из правительственных департаментов, деловито занимаясь устройством своего брата в качестве студента в Бартс, мог встретить в его полутемных коридорах плотного молодого человека, лет на пять моложе его самого.
И если бы он поинтересовался, кто это, то ему бы ответили, что это Джон Уотсон.
И кто же такой был Джон Уотсон?
Выяснилось бы, что он был из Хэмпшира, хотя большую часть своего детства провел в Австралии. Студент Веллингтон Колледжа. Теперь, когда он избрал для себя карьеру военного врача, то был студентом медицинского факультета Лондонского университета, проходя обучение в хирургическом отделении Бартса…


Хотя он еще не получил ученой степени в Оксфорде, Холмс решил, что Кембриджский университет предлагает больше возможностей для изучения различных отраслей науки. И осенью 1874 года он поступил в колледж Гонвилл-энд-Киз, известный своим медицинским факультетом и обширным изучением других естественных наук.
Здесь я не удержусь от того, чтоб привести парочку фотографий здания и небольшим экскурсом в историю.



Колледж был основан в 1348 году. Название заведения сохранило память о двух личностях, внёсших наибольший вклад в его развитие. Эдмунд Гонвилль курировал колледж поначалу, а Джон Киз стал одним из первых знаменитых выпускников, преподавал здесь в конце XVI столетия, а также оказывал спонсорскую поддержку учреждению. Кроме того, он слыл выдающимся врачом. Во многом благодаря трудам Киза в настоящее время учреждение специализируется прежде всего на медицине.
Трёхэтажный главный корпус колледжа похож чем-то на сказочный дворец: фасад буквально усеян эркерами, балкончиками и небольшими башенками, а также мансардами. Он облицован красивым камнем бронзового оттенка. Стены здания, обращённые к площади, украшены скульптурами, а каждая башенка увенчана шпилем, что усиливает сходство с замками из старинных сказаний.



Здесь жизнь Холмса сильно отличалась от той, что он вел в Оксфорде.

«В последние годы моего пребывания в Кембриджском университете, - сказал он Уотсону, - там немало говорили обо мне и моем методе».

И он завел немало друзей, среди которых был Реджинальд Месгрейв, учившийся в том же колледже. (Его историю из "Обряда", также опускаю)

Для Холмса это было очень важное знакомство, ибо четыре года спустя именно благодаря ему он сможет раскрыть тайну, которая впервые привлечет к нему всеобщее внимание, как к человеку, способному распутывать самые сложные загадки.
Но между его последней беседой с Месгрейвом в 1875 году и делом «Обряда дома Месгрейвов» в 1879-м молодого Шерлока Холмса ожидало еще немало приключений.
***
Скажу от себя, что за исключением знакомства с Льюисом Кэроллом, мне лично все представляется более или менее логичным. И мне кажется, что Баринг Гоулд вольно или невольно оказал большое влияние на ту "закадровую" историю Холмса, которая сложилась во многих умах. А уж насколько он сам поддавался влиянию других исследователей или сам , в свою очередь, оказывал влияние на кого-то, утверждать , конечно, сложно. Но об университетских годах Холмса еще многое будет сказано.


@темы: Шерлок Холмс, Баринг Гоулд, Холмс в университете, Шерлок Холмс с Бейкер-стрит

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Довольно простенький фанфик, зато весьма атмосферный. Очень такой весенний, ну, и плюс лирическое отступление на тему "Холмс и университет". И вполне в духе Канона, да еще и вновь с участием птиц)
Как часто бывает с фанфиками по Холмсу, внезапно пришлось узнать немало дополнительной информации. И как я последнее время делаю, сталкиваясь с реально существующими географическими и историческими достопримечательностями, немного проиллюстрирую фотографиями.

Весна, облаченная в радость
Автор goldenhart



Вскоре после странной развязки дела призрачного цветка Манауса я, сопровождая моего друга мистера Шерлока Холмса, на некоторое время оказался в Оксфорде, в огромной библиотеке которого он проводил некоторые изыскания. Был май, и в это время удивительно прекрасно было очутиться за городом, где пение птиц , казалось, вдохнуло жизнь во все живые изгороди и деревья, а воздух был свеж и полон жизни. Я проводил время в длительных прогулках, через Порт Мидоу к развалинам женского монастыря Годстоу, вдоль реки Айсис к деревне Волверхэмптон и вверх к Боурс Хилл.


Порт Мидоу - Оксфордский пейзаж


Вид на Оксфорд с Боурс Хилл


Но время, которое человек может провести наедине с самим собой, не утомившись от собственного общества, довольно ограничено, и поэтому одним солнечным утром я решил попытаться уговорить Холмса совершить вместе со мной маленькую вылазку на природу.
Я нашел его в Бодлианской библиотеке Оксфордского Университета, сидевшим в старинном читальном зале с дубовыми панелями с огромным томом в руках, в котором, по его словам, содержалось все, что только можно пожелать, о старинных семействах Букингемшира.


Читальный зал Бодлианской библиотеки

- Послушайте, Холмс, - сказал я, вглядываясь поверх его плеча в тонкий почерк, покрывающий открытую страницу, - что бы вы сказали о небольшом ланче и глотке свежего воздуха?
К моему удивлению, Холмс захлопнул книгу с звучным хлопком, отчего вверх тут же взметнулось облачко пыли, которое в свое очередь вызвало слезы у меня на глазах.
- Уотсон, - воскликнул он, - полагаю, что это самые разумные слова, что мне пришлось услышать за весь этот день .
Похоже, что Холмс все еще помнил любимые места своих университетских времен, ибо не прошло и часа, как мы плыли по Червеллу в ялике, одном из тех неуклюжих, плоскодонных суденышек, что были, казалось, квинтэссенцией схоластического бездействия. Мне было поручено управлять лодкой, в то время, как Холмс, лениво расположившись на мягком сидении, курил трубку, время от времени, давая мне указания, как лучше управлять нашим судном.
- Левее, - сказал он, и когда ялик двинулся вправо, вздохнул и покачал головой. – Нет, нет, Уотсон, я же сказал, левее .
К тому времени прошло уже около получаса, а мы все еще были в пределах видимости башни Магдален колледжа.

Вот так это место выглядело в старину


А так на современной фотографии



- Если желаете взять на себя управление этой штуковиной, то ради бога, - пробормотал я, отбрасывая в сторону пиджак и засучивая рукава, но Холмс лишь лениво махнул рукой.
- Да нет, вовсе нет, - заявил этот лентяй, каких свет не видывал. – Я как никогда далек от того, чтобы критиковать рулевого.
Управлять лодкой без постоянных комментариев было значительно легче, и в течение незаметно промелькнувшего часа мы медленно плыли вверх по течению, укрытые от солнца зеленью листвы. Наконец, бурчание у меня в животе возвестило, что пора перекусить, поэтому я направил лодку к берегу , и Холмс пришвартовал ее, привязав за носовой фалинь к стволу очень крепкого дерева.

Это могло быть где-то здесь


- Прекрасно, - сказал я, потирая руки и сидя напротив Холмса, - и что же у нас в корзине?
Кухня старого колледжа Холмса была весьма щедра – одна из поварих, почтенная полная женщина, сохранила о Холмсе самые теплые воспоминания и положила нам в корзину изрядное количество сэндвичей, пирог с мясом, половину кекса с изюмом и бутылку лимонада. Кроме того, она сунула туда бутылку кларета, который, как сообщил мне, лукаво улыбнувшись, Холмс, обычно подают лишь ректору колледжа и его гостям.
Это было прекрасное вино, может быть, даже слишком роскошное для такого обычного дневного пикника, но я, ни в коей мере, не склонен был роптать на этот факт. Еда была очень вкусной, я был в прекрасной компании и вскоре почувствовал себя совершенно непринужденно. К нам подплыл лебедь, точно баркас под полными парусами, и я бросил ему кусок хлеба, который он тут же жадно схватил клювом.
- Надо понимать, что, будучи студентом, вы обедали с ректором, раз знаете, какое ему подавали вино? – с интересом заметил я, но Холмс покачал головой.
- Увы, такой бедный нестипендиат, как я, был вынужден вечно ютиться на скамьях в конце зала в те редкие случаи, когда я соблаговолил явиться к обеду. Теперь, прежде, чем вы выразите удивление, скажу, что я это знаю, не благодаря какой-то своей весьма искусной дедукции, а скорее потому, что эта бутылка совершенно идентична той, которую давным-давно презентовал мне один приятель после ужасной схватки с его бультерьером. Я заподозрил тогда то, в чем совершенно уверен теперь, а именно то, что получил он ее не самым должным образом.

Лебедь вновь сделал круг по направлению к нам, и я бросил ему корочку хлеба.
- Он ее украл?
Холмс глубокомысленно кивнул.
- У Сейерса, бывшего в то время дворецким в колледже, была репутация пьяницы и человека, который не пропускал ни одной бутылки. И Тревор, несмотря на то, что был добрым и честным малым, унаследовал от своего отца гораздо больше, чем ему самому хотелось бы признать. – Он стал внимательно разглядывать бутылку, и его лицо помрачнело. – Как странно, Уотсон, что столько лет спустя я возвращаюсь в университет в связи с кражей. – О, да, - сказал он, видя мое удивление, - здесь произошла кража. Вот почему меня сюда вызвали, вот почему я оставался здесь последние несколько дней под видом того, что якобы веду некое собственное расследование, тогда как, на самом деле я пытаюсь разнюхать на месте нечто такое, что помогло бы распутать это дело. Естественно, все это совершенно секретно, ибо ректор не желает, чтобы к колледжу было привлечено чрезмерное внимание, особенно, когда речь идет об академиках и прочих весьма достойных лицах. Но боюсь, что этого уже не избежать, ибо на этот раз дело мне представляется столь же простым, как и в тот день, когда я впервые прочел письмо ректора.
- Если так, - сказал я, - то почему вы не поехали один?
- Вам прекрасно известно, что я пропаду без моего Босуэлла, - сказал он с озорным блеском в глазах. – Но на этот раз боюсь, что вы мне мало, чем сможете помочь : дело такое элементарное, какого и пожелать нельзя. В нем замешаны два человека, и кандидатуры обоих, как мне дали понять, рассматриваются в плане получения пальмерианской профессуры англо-саксонского языка. Первый, мистер Джайлс Стэвертон, - о котором вы, возможно, слышали - фигурировал в газетах в начале этого года из-за его причастности к так называемому кладу Бокардо, в котором среди прочих драгоценностей находилось кольцо, которое, как предполагается, было подарено королем Мерсии дочери Альфреда Великого в день их свадьбы.
- А кто второй джентльмен?
Холмс потер подбородок.
-Мистер Томас Лэтбери также является заметным ученым – он -известный лингвист, написавший великолепную серию монографий по расшифровке англосаксонской рунической поэзии. Однако, некоторое время назад между Лэтбери и Стэвертоном произошла ссора, и по словам ректора, с тех пор они смертельные враги. А кража, произошедшая на прошлой неделе, все только усугубила.
Две недели назад кольцо Бокардо – как его называют – с позволения руководства Эшмолеанского музея было изъято оттуда Стэвертоном, который пытался продолжить изучение сделанной на нем надписи. Он взял кольцо в свою квартиру, где провел тот день. Он пообедал в гостиной, а когда вернулся в комнату, то кольца уже не было. Комнаты Стэвертона находятся на втором этаже и их окна выходят на Феллоус Гарден – по несчастью комнаты Лэтбери находятся по соседству.
Теперь лебедь плыл уже совсем рядом с нами, и я бросил ему еще хлеба, начиная уже жалеть, что стал делать это.
- Холмс, позвольте, я угадаю, - сказал я. – Вы считаете, что это сделал Лэтбери.
- И тому имеются доказательства. Стэвертон оставил кольцо на своем столе, который находится под окном; он страстный орнитолог и следит за тем, какие птицы прилетают в сад, он часто кормит их семенами из миски на подоконнике. Уходя в тот вечер из комнаты, он оставил окно слегка приоткрытым - ранее в тот день шел дождь, и ему хотелось подышать свежим воздухом. Когда он вернулся, окно было все в том же положении, что и прежде, но кольца не было. Он запер дверь перед тем, как уйти, а единственный другой ключ принадлежит его служителю Роулинсону, который был с поручением в городе. Когда я исследовал комнату Стэвертона, то обнаружил две улики: во-первых, очень тонкие царапины на подоконнике - возможно, они были нанесены чем-то вроде грубой подошвы . Вторая, и, возможно, самая любопытная улика: загадочный знак, наспех нацарапанный на углу заметок Стэвертона.
Он достал из кармана блокнот и показал мне срисованный им знак. Это было похоже на букву Y с вертикальной линией, проведенной через центр.
- Это похоже на руну, правда? - сказал я, и Холмс улыбнулся.
- Именно так я и подумал. Согласно моим изысканиям, он представляет собой англосаксонскую руну «альгиз». А кто в колледже хорошо разбирается в рунах и, кроме того, что-то выиграет, если Стэвертон выставит себя идиотом?
- Лэтбери! - воскликнул я. Лебедь испуганно отскочил от лодки.
- Точно. Он также не лишен способностей - Лэтбери - великолепный альпинист, поэтому вылезти из окна и пройти по узкому уступу к окну Стэвертона, было бы пустяком для человека с его сноровкой. Похоже, что кроме того, руна оказалась предзнаменованием дальнейшего противостояния. Вечером после того, как я только приехал и попытался что-то здесь разнюхать, Лэтбери и Стэвертон схватились врукопашную во дворе колледжа, и их разняли привратники. Лэтбери был в ярости на Стэвертона - он, конечно, не стал бы говорить о причине этого, - и смирился лишь под угрозой вызова полиции. – Холмс нахмурился. – Так что, видите, Уотсон, я боюсь, что это всего лишь пустяк, совсем не то, на что стоит тратить чернила. Я намерен поговорить завтра с Лэтбери и тем самым положить делу конец.
За долгие годы нашей дружбы я научился гораздо лучше распознавать эмоции моего друга, чем ему это казалось.
- Вам тут что-то не по душе, Холмс, - осмелился предположить я, – иначе вы не стали бы так долго говорить со мной об этом деле.
Лебедь повернул назад и теперь направлялся к Холмсу, который сидел к нему спиной, но я решил не обращать на него внимания, уверенный в том, что он забудет о нас, как только поймет, что у меня больше нет для него хлеба.
- Холмс, простите мою смелость, но я не могу не спросить, не слишком ли большое значение вы придаете всему этому? Мне кажется, что Оксфорд - это место, которое само собой порождает в нашем воображении тайны, и тайны гораздо более мистического характера, чем те, что можно встретить где-либо еще. Легендарные дикие утки, призраки, ходячие гигантские каменные головы, руны – все это из мира сказок, Холмс, а не из реальной жизни. Что, если эта руна - всего лишь какой-то отпечаток? А не может быть так, что Стэвертон куда-то засунул это кольцо и стыдится в этом признаться? Или, может быть, его украл его слуга.
Холмс задумался, и на миг помрачнел, но затем усмехнулся, и его лицо оживилось.
- Ну, конечно! – воскликнул он, и, вскочив, едва не перевернул нашу лодку. - Слуга! Отпечаток! - Он поспешно вытащил блокнот и стал листать его, пока не нашел нужную страницу. -Ага! Это вообще не руна «альгиз»! - Он перевернул блокнот вверх ногами и сунул мне под нос. - «La gazza ladra!» Сорока-воровка!
- Холмс, - предостерегающе сказал я, но он продолжал, не подозревая, что в нескольких футах от него притаился лебедь.
- Лэтбери был слишком явным подозреваемым, - сказал он. – И мотив был весьма неубедительным, хотя известно, что ученые бывали настолько мелочными, что опускались до воровства. Но сорока – царапины на подоконнике – отпечаток!
- Холмс, - зашипел я. - Лебедь!
Птица прыгнула на нос лодки и теперь, с трепещущими на ветру крыльями, приближалась к Холмсу.
- Лебедь? О, боже, да нет же, Уотсон, это след сороки.
Лебедь издал тихое, угрожающее шипение, и Холмс повернулся, как раз вовремя, чтобы заметить, как распахнув крылья, тот сделал к нему пару шагов.
- Лебедь, Холмс, - сказал я.

- Да, очень хорошо, Уотсон, я вижу, - сказал он, осторожно отступая назад, не отводя взгляда от грозной птицы. – Соблюдайте спокойствие. Никаких резких движений. Эти существа чувствуют страх, как акулы - кровь .
Лебедь все еще двигался вперед, расправив крылья, запрокинув шею и готовый нанести удар.
- Холмс, - тихо произнес я. - Что мы будем делать?
- Уотсон, вы хорошо плаваете? – спросил он в ответ.
И прежде, чем я успел ответить, Холмс уже был в воде и направился к противоположному берегу. Я последовал за ним, потеря моего пиджака была пустяком по сравнению с теми ударами, какие мог бы нанести мне этот лебедь. Мы выбрались на илистый берег , смеясь над своим скоропалительным бегством.
- Лебедь, Холмс! Подумать только, чтоб именно лебедь… - выдохнул я, перекатившись на спину; мой костюм был неисправимо испорчен.
Холмс засмеялся и поднялся на ноги.
- Вы забываете о сороке.
Он потянул мне руку, и я встал, промокший насквозь и весь покрытый липким илом.
- Ах да, сорока, - сказал я, когда он повел меня через кусты, по лугу к своему старому колледжу. - Напомните мне, как вы пришли к такому замечательному выводу?
- Ну, я ведь сказал, что этот Стэвертон был страстным орнитологом? В своих записях он написал о паре сорок, которые гнездились на боярышнике в дальнем конце сада. Он часто оставлял тарелку с семенами для птиц - я полагаю, что в этот вечер очень умная сорока увидела в комнате нечто более интригующее, чем ее обычное блюдо. Я не могу представить, чтобы она утащила кольцо в гнездо - за все эти годы мне еще не приходилось сталкиваться с чем-то подобным той истории, которую Россини использовал в своей опере, - так что, вероятнее всего, кольцо должно быть где-то в саду под окном Стэвертона. Хотите проверить мою теорию?
В своих записках я часто отмечал, что за время моей долгой дружбы с Шерлоком Холмсом я не раз попадал во множество самых странных ситуаций, однако, даже я не мог предвидеть, что буду стоять на страже, пока мой друг, словно барсук, роется под кустами роз, особенно, если учесть, что перед этим нам пришлось довольно неловко карабкаться через кирпичную стену высотой в десять футов.
-Скорее, Холмс, - прошептал я, - я слышу шаги!
- Сейчас, - пробормотал он, - еще немного… Ага!
Увы, надо же было такому случиться, чтоб из-за угла вышли именно ректор и Джайлс Стэвертон!
- Послушайте, - сказал ректор, переводя взгляд с меня на того, кто вылезал сейчас из-под розового куста, - что здесь происходит?
Ректор был высоким худым человеком с энергичным выражением лица, благодаря которому он выглядел почти молодым, несмотря на его седые волосы. Стэвертон, напротив, был молод, не старше тридцати, и обладал фигурой игрока в регби, что резко контрастировало с его застенчивостью.
- А, ректор! – воскликнул Холмс, вскакивая на ноги. Он что-то сжимал в зажатом кулаке, а на его щеке была размазана свежая грязь. Лицо ректора потемнело, а мне стало интересно, сколько лет Холмс был для него источником неприятностей.
- Я надеялся, мистер Холмс, что за последние двадцать лет вы изменились и стали уже не настолько невыносимы, как в то время, когда вы были под моей опекой.
Холмс улыбался, рассматривая предмет , который держал в руке.
- Спросите Уотсона, и он скажет вам, что в этом отношении я совершенно безнадежен. Итак, о чем это здесь говорится? «Aethelred mec heht gewyrcan» - прочитал он.
- «Меня приказал изготовить Этельред», - перевел Стэвертон. - Но - это кольцо!
- В самом деле, - сказал Холмс, протягивая запачканное кольцо Стэвертону, который взял его дрожащими руками. Полагаю, вы оставляете пищу для птиц?
- Да.
- А в ту ночь, когда пропало кольцо, вы поставили им тарелку с едой?
Стэвертон вертел кольцо в руке, его лицо светилось от удовольствия.
- Нет, в ту ночь не поставил, из-за дождя, который был днем.
- А что вам известно о сороках?
- О сороках? - Стэвертон поднял глаза. - Вы же не хотите сказать, что ...
- Умная сорока, привыкшая находить еду на вашем подоконнике, возвращается однажды вечером и обнаруживает, что для нее ничего нет. Однако она замечает внутри комнаты ярко блестевшее сокровище . Возможно, она считает, что это еда, а может быть, ей просто любопытно. Она прыгает через ваше окно, оставляя царапины на подоконнике, прыгает на ваши записи, оставляя на них грязный отпечаток лап , хватает кольцо и утаскивает его с собой. Когда она обнаруживает, что оно не съедобно, бросает кольцо, и оно падает в сад. О, если бы все воры были такими благородными...
И Стэвертон, и ректор удивленно покачали головами, а я изо всех сил старался сдержать улыбку.
- А теперь, Уотсон, - сказал мой друг, обращаясь ко мне, - мне нужно кое-что обсудить с этими джентльменами, а также извиниться перед доброй Маргарет, которая, боюсь, не получит назад свою корзину. Почему бы через два часа нам не встретиться в гостинице?
Это было разумное предложение, и я, естественно, согласился, искренне желая избавиться от грязи, засохшей на моей одежде. Путь до гостиницы был долгим, но, к моему удивлению, никто не обратил на мой вид внимания; возможно, местным жителям приходилось видеть и более странные зрелища, чем незнакомец, покрытый грязью. В гостинице я вымылся, оделся к обеду и распорядился, чтоб вычистили мою промокшую одежду. В пять часов умытый и переодетый Холмс нашел меня у стойки регистрации. Он казался особенно довольным собой, и мне было приятно видеть его в таком прекрасном расположении духа.
- Ректор пригласил нас сегодня вечером отобедать с ним в главном зале, - сказал Холмс. - Я попросил почистить ваш пиджак, надеюсь, вы не против. Он был порядком затоптан.
-Неважно, - сказал я. – Пусть уж лучше эта птица затопчет мой пиджак, чем вас или меня.
Холмс улыбнулся.
- А теперь, пойдемте, Уотсон. Полагаю, нас ждут за столом для почетных гостей.

***
Ну, и кое-какие примечания.
Холмс здесь назвал себя нестипендиатом, но это скорее американское выражение, а в Оксфорде "commoner" - означал студента, не получающего стипендии и вносящего плату за питание.

Монарху Великобритании по традиции принадлежат все дикие лебеди в стране. С XII века существует обычай ежегодно пересчитывать королевских лебедей на Темзе и её притоках. А потому, как бы возможно не хотелось бы Холмсу сразиться с лебедем, это было бы нарушением закона.
Уотсон говорит о легендарных диких утках и это имеет отношение к "Дикой утке" колледжа Всех Душ.
Каждые 100 лет, как правило 14 января, его студенты в чёрных галстуках и мантиях отправляются на «утиную охоту». Они совершают шествие вокруг колледжа с горящими факелами и пением «Песни дикой утки » во главе с «Господином Дикой уткой», которого несут в кресле. Шествие посвящено поискам легендарной дикой утки, по преданию взлетевшей при основании колледжа с того самого места, где он был после построен. Во время охоты перед «Господином Дикой уткой» идёт человек, несущий шест, к которому привязана кряква. Изначально это была живая птица (в 1901 году привязали чучело, а в 2001 году — деревянную скульптуру). Последний раз церемония проводилась в 2001 году. Следующая должна состояться в 2101 году. Точное происхождение обычая не известно. Предположительная датировка относит его к 1632 году.



@темы: Шерлок Холмс, Пост, Джон Уотсон, Холмс в университете

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Изучая зарисовки spacemutineer, обнаружила, что ей принадлежат еще кое-какие из безымянных зарисовок в моей коллекции. Сейчас расставлю тэги

Вот примеры morsten.diary.ru/p212595097_jetyud-v-bagrovyh-t...

morsten.diary.ru/p212994920_postoyannyj-pacient...


А пока вот такое пополнение на тему Глории Скотт. Наверное, достаточно своеобразное и ангстовое


Глория Скотт: покончено

И он ведь попросил прочитать ему все это вслух. Я думал, что помогаю ему.
Когда с чтением было покончено, он молча смотрел на свои руки, сжатые в кулаки.
- Виктор? - я протянул к нему руку, но в это мгновение он вскочил.
- Нет, не надо! Пожалуйста, не нужно. - Он упорно избегал моего взгляда. - Я...я,думаю, что вам лучше уехать.

@темы: Шерлок Холмс, Виктор Тревор, Зарисовки с Бейкер-стрит, Глория Скотт, Spacemutineer, Холмс в университете

03:31 

Доступ к записи ограничен

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

01:07

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Ну, уж поскольку я пообещала, то выкладываю исследование, хотя не уверена уже, что это кому-то надо. Но все же интересно, какие идеи приходили в голову шерлокианцам 50-х.

Терайский плантатор

Джордж Вэлч


Ключ к загадке «Глории Скотт» - «странное поведение собаки» - бультерьера, который напал однажды утром на Шерлока Холмса, когда тот шел в церковь. Он, наверняка, ничем не провоцировал это нападение, но, тем не менее, на десять дней оказался прикован к постели. Из этого следует вывод, что пес был опасен.
В 1903 году у Холмса сложилась своя теория о собаках. «В собаке как бы отражается дух, который царит в семье, - говорит он Уотсону. – Опасен хозяин, опасен и пес.» Эта теория, должно быть, основана на личном опыте Холмса в плане поведения собак, включая его столкновение с этим бультерьером. Итак, в 1903 году Холмсу , должно быть, было известно, что если собака опасна, то , верно, опасен и ее хозяин, однако, похоже, что он не понимал этого до того зимнего вечера, в 1880-х, когда рассказал Уотсону об этом своем юношеском приключении.
У Виктора Тревора не было в колледже других друзей, кроме Холмса. Хотя он был сердечным, жизнерадостным и энергичным молодым человеком, который не стал бы избегать встреч со своими однокашниками. Следовательно, это они избегали его. Они знали, что он опасен, и не желали иметь с ним ничего общего, тогда как Холмс (у которого не было опыта в плане оценки людей) поддался его обаянию.
Отцу Виктора также было, что скрывать; иначе, почему его столкновение с «браконьерами» кончилось тем, что они поклялись расправиться с ним? Он был известен своей снисходительностью к другим нарушителям закона.
И определенно, приглашая к себе Холмса, Треворы преследовали какие-то свои, весьма гнусные цели. Возможно, что как раз в Донифорпе ему впервые довелось попробовать кокаин.



Но им пришлось оставить свой замысел, когда они увидели, что наблюдательность молодого человека может угрожать их безопасности. Получив довольно недвусмысленный намек, что ему уже здесь не рады, Холмс был вынужден сократить свой визит, но, тем не менее, пробыл там достаточно долго, чтобы застать появление шантажиста Хадсона.
После отъезда Холмса перед Виктором Тревором встали три проблемы. Первой был Хадсон; его нужно было немедленно устранить. Но в Донифорпе были охотничьи угодья, и выстрел вряд ли мог там привлечь чье-то внимание; там было множество болот, где легко можно было избавиться от тела. Так и погиб Хадсон. Всем, кто спрашивал о нем, отвечали, что он отправился в Хемпшир.
Затем, старый Тревор. Отец Виктора был страшно потрясен появлением Хадсона так скоро после губительных разоблачений Холмса и искал утешения в бутылке. Опасение, что под хмельком отец сделает нечто, что потом вменят в вину им обоим, вкупе с желанием оборвать все связи с делом Хадсона, вынудило Виктора принять решение увезти отца за границу под другим именем. Чтоб избежать толков о внезапном отъезде крупного местного землевладельца , мистеру Тревору пришлось «умереть».
Но самой серьезной из проблем Виктора был Шерлок Холмс, который находясь в Донифорпе, видел и слышал там слишком много. Он должен был чувствовать, что там есть какая-то тайна, и пока оставалась эта тайна, у него всегда будет искушение распутать ее. Значит, тайну надо раскрыть – но только в соответствии с тщательно продуманным планом. Виктору потребовалось время, чтобы приготовить фальшивые улики, но, в конце концов, все было готово, и через семь недель после его отъезда, Холмса вновь призвали в Донифорп.
Тревор встретил его на станции и немедленно начал свой рассказ: его отец умирает, сказал он, он сомневается, что они застанут его живым. (Право же странное поведение со стороны любящего сына – ехать на станцию встречать друга, когда его отец лежит при смерти!)
Приехав, они встретили доктора Фордема. Он тоже, видимо, участвовал в этом заговоре. Не слишком ли смело будет предположить, что в этой роли выступил мистер Бедоз (или Фордингбридж)? Фордем: Фордингбридж между этими именами есть некоторое сходство.
У Холмса не было возможности самому увидеть тело мистера Тревора, так как ему пришлось ждать в кабинете, в то время как остальные направились в эту «комнату смерти». Лишь через час вновь пришел Виктор и принес зашифрованное письмо и признание. Зашифрованное послание просто смехотворно. Такие предосторожности вовсе не требовались, так как письмо предназначалось лишь мистеру Тревору, да и в любом случае шифр был крайне прост. Если б это послание было написано значками из «Пляшущих человечков», тогда оно, возможно, могло озадачить Холмса – по крайней мере, на какое-то время.
И в признании говорится, что Крымская война 1855 года происходила за тридцать лет до последних событий в Донифорпе, что совершенно абсурдно. Кроме того, литературный стиль письма слишком хорош для малообразованного человека, почти не читавшего книг. Похоже, что к нему скорее приложил руку Виктор, нежели его отец.
В конце письма есть приписка о получении письма от Бедоза. Но по словам и Виктора и доктора, по получении письма с мистером Тревором сразу случился удар и он пришел в сознание лишь на мгновение, перед самым концом. Он просто не мог написать постскриптум и поместить бумаги в японский шкафчик. Это была самая серьезная ошибка Виктора – заключительный убийственный факт, который доказывает наличие тайного сговора.
Однако, Холмс подумал, что он раскрыл эту тайну, и вернулся в Лондон, предоставив Виктору возможность закончить свои приготовления. Он продал поместье Донифорп и вместе со своим отцом и Бедозом уехал на Восток. Там они изменили свои имена – чтобы избежать еще каких-то замечаний об инициалах Д.А. и выбрали фамилию, начинающуюся с буквы «А» (но не Армитедж). Но маловероятно, чтобы их устроила такая законопослушная стезя, как чайные плантации.
В Англии же Холмс сделал искусство построения выводов своей профессией и к середине восьмидесятых годов уже накопил немалый опыт. И одним зимним вечером – возможно, как раз в субботу, 6 ноября 1886 года – он поведал эту историю Уотсону. Данная дата была предложена в связи с тем, что это как раз 31 год спустя после крушения «Глории Скотт» - что Холмс не мог не отметить. Более того, за день до этого была годовщина битвы при Инкермане , и вполне естественно, что полковник Хейтер мог бы упомянуть об этом в разговоре с доктором Уотсоном. Как бы там ни было, « ничто не может так прояснить дело, как рассказ о нем другому», и Холмс, наконец увидел все противоречия и несостыковки, которые он опустил в 1873 году. Теперь он знал, что Виктор Тревор был негодяем и поклялся рассчитаться с ним, как только это будет возможно. А пока он будет более осторожен и не станет принимать за чистую монету все, что говорят ему клиенты.
Уже на следующий год появился повод вспомнить об этом предостережении. Мистер Каннингем из Рейгета был приятным и уважаемым человеком; однако, он и его сын были преступниками, которые, не колеблясь, убили своего кучера, после того, как он попытался их шантажировать. Берт Стивенс, который обратился к Холмсу с просьбой снять с него обвинение , был безобиден, как ученик воскресной школы; но он тоже был кровожадным убийцей.
И Холмсу выпала прекрасная возможность заняться розыском Треворов: его пригласили в Одессу в связи с убийством Трепова. Расследуя это дело, он поехал на Восток – возможно через Бухару и Самарканд – и приехал в Терай с севера. Старый Тревор тогда был уже мертв, но двое других ускользнули от Холмса и бежали на юг – через всю Индию, а затем через Полкский пролив в Цейлон.
Находясь в Англии, доктор Уотсон прочитал лишь какие-то неясные слухи о том, что Холмсу удалось пролить свет на некую «трагедию». Но тогда британская пресса кончину за границей любого сколь-нибудь известного англичанина называла трагедией – взять , к примеру, ту же гибель Латимера и Кемпа. Однако, нас должен весьма удовлетворить тот факт, что Холмс, наконец, настиг братьев Аткинсон в Тринкомали и свел там счеты с этими двумя коварными преступниками девятнадцатого столетия.

@темы: Шерлок Холмс, Исследования, Виктор Тревор, The Grand Game, Глория Скотт, Холмс в университете

Яндекс.Метрика