ГЛАВА 4

- Профессор Мориарти! – воскликнул я. – Что могло связывать эту девушку с этим монстром!
- Достаточно сказать, - ответил Холмс, - что она была его сестрой не в большей степени, чем моей. Он завладел ею, когда ей еще не было и пятнадцати, и ко времени описываемых мной событий она принадлежала ему уже шесть лет.
- Вы хотите сказать, что она была его подопечной? – озадаченно спросил я.
-Нет, Уотсон. Он купил ее. Заплатил за нее пять фунтов, и позволю себе заметить, что никогда еще не совершалось более удачной сделки.
Я был оскорблен, и встал.
- Прошу прощения, - сказал я довольно холодно. – Если вы не желаете обсуждать дело личного характера, я бы никогда не стал принуждать вас к откровенности. Вам не нужно измышлять для этого столь отвратительную ложь.
- Господи, доктор, - мягко запротестовал Холмс. – Можно подумать, что вы никогда не отваживались ходить к востоку от Лондонского Моста.
Какую-то минуту я молчал. Практикующий врач видит многое, и моя профессия, в самом деле, раскрывала передо мной такие аспекты рода человеческого, которые были в равной степени ужасны и отвратительны.
читать дальше
- Хорошо, хорошо. Это ставит один из тех вопросов, который является мерилом чести, верно? Вы видели Россетти. Вы помните историю Пигмалиона? Если всего за пять фунтов вы могли бы купить натурщицу этого художника, мисс Вайолет Роуз Тёрнер, прекрасную, подающую надежды, умную; юность и зависимое положение которой позволит вам вылепить ее по собственному вкусу, то разве вы бы не поддались этому соблазну?
Вайолет Роуз. Мой взгляд невольно повернулся к стене, обои которой были отмечены вензелем V.R. ,выведенного Холмсом после одного из его упражнений в стрельбе в этой гостиной. Когда-то я думал, что это выражение его патриотизма. Теперь я не был в этом уверен.
- Нет, - сказал я, но признаюсь, что на минуту заколебался перед тем, как ответить. – А вы?
- Ни за пять шиллингов, - ответил он. – Ни за пять пенсов. Но это разожгло мое любопытство, Уотсон, так же, как сейчас ваше – как такое было возможно? Я наседал на Броуди, требуя рассказа об истории девушки до тех пор, пока убежденный, что если он откажет мне, я выясню все сам, он не согласился обо всем рассказать.
Кажется, ее отец был подделывателем произведений искусства по имени Виктор Тёрнер, известный своей ловкостью и очарованием, которые даже самая благовоспитанная леди нашла бы неотразимыми. В данном случае леди была гувернанткой в одном аристократическом семействе в Оксфордшире. По словам Броуди, она была очень образованной женщиной необыкновенной красоты, но обладала своевольной и страстной натурой, которая ее погубила. Знакомая судьба: обольщение, отказ от места и неминуемый путь в сточную канаву. Тёрнер не дал ей скатиться туда, сделав ей предложение, и так как семья отвергла ее, и у нее не было друзей, она приняла его, хотя, возможно, оказаться в сточной канаве было бы милосерднее. Единственным ребенком, родившимся от этого несчастного союза, была дочь, и ее нарекли Вайолет Роуз в честь матери.
Тёрнер обрек жену с ребенком на жизнь бродяг, перевозя их из одного места в другое, или покидая их на недели или даже месяцы, а возвращаясь, пытался льстивыми речами заслужить прощение. Когда девочке было три или четыре года, Тёрнер был отдан под суд за подлог и приговорен к семи годам тюремного заключения. Миссис Тёрнер, долго живущая вдали от своих родных, не стала бы унижаться, взывая к ним о помощи, но она польстилась на объявление Россетти и его группы, когда они были в Оксфордшире, поэтому она разыскала их и предложила им себя, а позже и свою дочь, в качестве натурщиц. Это даровало им обеим некоторую независимость до тех пор, пока Тёрнер не вышел из заключения.
Пару лет он позволял жене и дочери зарабатывать себе и ему на пропитание, тогда, как он пытался вернуть к жизни те свои таланты, которые были не востребованы, пока он был в тюрьме, а затем принял решение вернуться в Оксфордшир. Там он написал несколько сносных репродукций в пре-рафаэлитском стиле, на одной из которых была изображена его дочь, и он решил подсунуть ее в качестве подлинного полотна Россетти одному джентльмену, имевшему репутацию знатока произведений искусства. Когда он отправился к этому джентльмену, то взял с собой и свою дочь.
- И этим джентльменом был профессор Мориарти, - сказал я.
Холмс кивнул.
- Мориарти немного побеседовал с ними обоими, а потом отправил их восвояси. Однако, на следующий день он позвал Тёрнера и предложил ему пять фунтов. Тёрнер пообещал в тот же день доставить ему картину, но Мориарти сказал, что если б ему нужен был только холст, который он мог повесить на стену, то он предпочел бы иметь подлинник, но ему нужна девушка , изображенная на репродукции. Инстинктом, который позволяет одному порочному уму распознавать того, кто во всем превосходил его, Тёрнер понял, что Мориарти был не тот человек, у которого можно было безнаказанно вставать на пути. Мать девушки, когда ей сообщили об этой дьявольской сделке, со всей своей энергией воспротивилась этому, но, не имея ни семьи, ни друзей, которые могли бы принять ее сторону или предложить ей убежище, она была бессильна, и поэтому увидела лишь один исход из этого положения. Она отравила себя и свою дочь.
- Вы ужасаетесь, Уотсон. Что ж, этот мир может быть местом, приводящим в ужас. И матери и дочери было отказано в милосердной кончине. Их жизни были спасены, но в то время, как здоровье девушки было восстановлено, на ее мать яд произвел губительное действие. Ее поместили в лечебницу, где она прожила еще только пару лет. Тёрнер доставил дочь к Мориарти, положил в карман свои пять фунтов и снова погрузился в криминальное болото.
Слухи о том, каким образом Мориарти завладел девушкой, и атмосфера готового разразиться скандала, когда тридцатилетний ученый живет с девушкой четырнадцати лет, сделали для него невозможным продолжать свое комфортное пребывание в Оксфордшире, и поэтому он оставил свой пост и переехал в Лондон. Он снял дом на тихой улице, якобы зарабатывая на жизнь тем, что готовил молодых людей к экзаменам на офицерский чин. С его интеллектом и блестящим умением вести беседу, профессор вскоре был принят в высшем свете, даже когда направил свои темные и порочные таланты на то, чтобы обосноваться в криминальном мире. Конечно, в городе прекрасная спутница, которая не была его женой, не являлась препятствием для благосклонности общества. Он был не первым блестящим мужчиной – или женщиной – живущим в союзе, не освященном узами брака, и будет не последним.
- Но почему бы в ответ на все эти слухи Мориарти просто было не выдать девушку за свою подопечную? – спросил я, когда старик закончил свой рассказ. – Он мог бы тогда остаться в Оксфордшире.
- Ему трудно было бы выдать мисс Вайолет за свою подопечную после того, как она родила ему ребенка.
- У нее есть ребенок?
- Дети, - ответил Броуди.- Дочь родилась в Оксфордшире, а близнецы появились на свет вскоре после того, как они обосновались в этом городе. Профессор всегда тщеславно гордился умом и достижениями Вайолет – понимаете, это делало ему честь. А его гордость – его амбиции – в отношении его отпрысков были еще сильнее. Он смотрит на их выращивание, как на свой грандиозный эксперимент в области натуры и воспитания. Он поистине считает себя Пигмалионом – хотя когда дело касается Вайолет, то однажды он может обнаружить, что все это время был ее Франкенштейном, - добавил Броуди с мрачным смехом. – Вам знаком этот сенсационный роман?
- Она не монстр, - возразил я.
- Но она представляет собой ту смесь странных черт, что создает силу, с которой приходится считаться! Возможно, в итоге она его погубит! Вы улыбаетесь, Шерлок. «Это просто юная девушка» - думаете вы. Но вам еще не приходилось сидеть напротив нее за шахматной доской. Она продумывает ходы с опережением и маневрирует для получения преимущества с такой ловкостью, что вы не замечаете мат - и тогда вам конец!

ГЛАВА 2

Холмс откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу, руки лежали на его колене.
- Вы помните нашу первую встречу, Уотсон?
- Как будто это было вчера. Стэмфорд привел меня в Бартс. Вы были в одной из химических лабораторий.
- Да. Я приехал в Лондон поздней весной 1877 года и снял комнаты на Монтегю-стрит. Довольно тесное помещение, но меня мало заботило, где я буду вешать шляпу, так как большую часть времени я проводил в Британском музее или на книжных развалах или в лабораториях Кингс-колледжа и Бартса.
Именно в этот последний я и отправился однажды в понедельник в конце декабря 1878 года. Это не то время года, когда все думают о химикатах и трупах, но мне нравилось, когда лаборатория и особенно анатомический кабинет были в полном моем распоряжении, насколько это было возможно. Особенно тяжело обстояло дело с доступом к трупам. Их было мало, и лучшие отводились для студентов хирургического и анатомического факультетов. Поговаривали, что наиболее предприимчивые из них часто подкупали могильщиков на кладбищах для бедных, чтобы те сообщали им, когда будут преданы земле какие-либо особо ценные останки.
- Есть что-нибудь интересное? – спросил я вахтера.
- Привезли труп молодой девушки, там было нечто странное из того разряда, что нравится студентам хирургического факультета, но мне приказано не впускать никого, кроме могильщика, поэтому она заперта и только до тех пор, пока мать не соберет деньги на гроб. Сожалею, парень, ибо это причудливая штука такого рода , какую ты точно хотел бы получить. Если бы мы были одни, я мог бы рискнуть, но… - он кивнул на лабораторию, и я услышал доносившиеся оттуда приглушенные голоса.
читать дальше
- Это лорд Крэйден и еще какой-то джентльмен постарше, - сказал он, понижая голос. – Мне приходилось слышать о графе Грэнвиле, но этот джентльмен, на мой взгляд, похож на обычного торговца. По-моему, этих ваших титулованных лордов стало слишком много.
Я поблагодарил его и подошел к лаборатории.
Уотсон, я буду коротко описывать действующих лиц по мере того, как они будут появляться в повествовании. Лорд Генри Крэйден был единственным ребенком лорд Уоррингтона, «Крэйден» - это фамильное имя. Лорду Крэйдену в то время было двадцать шесть- двадцать семь лет и он обладал всем, что природа, происхождение и удача могут даровать человеку, которому еще к тому же повезло получить от рождения первоклассные мозги. Однако, по какой-то необъяснимой причине он, казалось, решил все это растратить, переходя из лекционных залов в свои клубы, в притоны, где он предавался своего рода разврату, что может погубить даже самую привлекательную внешность и удачу – и в самом деле, в то утро он выглядел не лучшим образом. Он сидел в рубашке на скамейке, а перед ним стояли серебряная фляжка и пара пробирок, наполненных кровью. Рукава его рубашки были закатаны, а выше локтя на его руке была повязка из носового платка. Я увидел, что его рука была покрыта отметинами от иглы, некоторые из них были совсем свежие, и во время его разговора с вышеупомянутым джентльменом, Крэйден погрузил шприц в свою плоть.
Его собеседник смотрел на эту сцену с явным неодобрением, но не пытался высказать какой-то упрек, возможно, его сдерживало осознание своего более низкого положения. Хотя он был на много лет старше Крэйдена – думаю, ему было лет шестьдесят или что-то около того – он явно не был графом, если только этот титул действительно не стал чем-то довольно распространенным. В его речи звучала заученная официальность человека со скромным образованием, желающего подражать высокопоставленному лицу, но мозоли на его больших и указательных пальцах говорили о занятиях физическим трудом.
- Прибор уже смонтирован и должен быть готов в течение недели – ну, в крайнем случае, на это уйдет точно не более двух недель, - но есть некоторые небольшие корректировки, которые нельзя вносить до последнего, - сказал он. – Все будет, как надо, ибо я еще не сделал свою часть работы . И я буду контролировать Ноулса столько, сколько это будет в моих силах.
- Ноулс может напиться до угрызений совести. Или до смерти. Мне все равно, - таков был ответ лорда Крэйдена.
- Если вы позволите мне говорить откровенно, сэр, то не стоит с этим торопиться. Все зависит… - тут он увидел, что я стою в дверях и сказал: - Мы задерживаем этого молодого человека, не давая ему работать.
- Я прервал вас, - сказал я. – Крэйден.
- Холмс, - приветствовал он меня в ответ. – Мистер Холмс – мистер МакИнес, - небрежно представил он нас.
Мы пожали друг другу руки.
- Я вижу, что вы сапожник, сэр, - заметил я.
Он удивленно приподнял свои тяжелые веки.
- Ваши ботинки ручной работы, превосходный покрой и качество, которых значительно превосходят качество вашего сюртука или галстука. Особые мозоли на ваших руках и пятна на ваших пальцах говорят о человеке, которому по роду занятий приходится иметь дело с кожей.
- Вы очень проницательны, молодой человек, - сказал он и вручил мне свою карточку. – Вижу что вы не студент медицинского факультета.
- Вы поняли это по моей внешности? – спросил я.
- По вашей рассудительности, - вставил Крэйден, иронично усмехнувшись. – Холмс - это загадка, - добавил он. – Никто никогда не знает наверняка, что он из себя представляет.
МакИнес надел пальто и шляпу и пожелал нам всего хорошего, а Крэйден с самым серьезным видом вернулся к своему занятию, и извлек из своей вены еще одну пробирку крови.
- Итак, Холмс, какая тайна привела вас сюда сегодня? – спросил он, не поднимая на меня взгляд.
-Я надеялся, что смогу заняться одним из трупов.
- Увы, нет! Могильщик Рид держит их под замком!
- Что вы там делаете, Крэйден?
- Мне интересно узнать, как долго после потребления алкоголя он может содержаться в крови. Я нахожусь на верном пути к исчерпанию своих запасов.
- Запасов виски? – спросил я, кивнув на его фляжку.
- Или крови! – ответил он со смехом и сделал большой глоток.
- Вы будете слишком пьяны, чтобы получить результаты, на которые можно положиться.
- Возможно. Или возможно , опьянение придаст мне смелость, необходимую для экспериментов.
- Я никогда не замечал, что вам не хватает смелости, Крэйден.
На этом наш разговор был прерван появлением уличного мальчишки-оборванца, который стянул с головы кепку и сказал:
- Дяденька, нужно что-нибудь сделать?
Крэйден кивнул и попытался встать со своей скамейки. Степень его смелости стала очевидной, ибо он зашатался, и задел пару книг, лежавших рядом с ним на скамье, которые тут же упали на пол.
Я наклонился, чтобы поднять их и взглянул на названия – «Трактат о ядах» Кристисона и очень редкое издание «Английского врача» Николаса Калпепера – и увидел, что оттуда выскользнул конверт, лежавший между страниц книги. Крэйден выхватил все это у меня из рук, затем взял моток веревки, и вновь засунув конверт в одну из книг, плотно связал книги между собой и вручил их мальчику вместе с совереном – прекрасная оплата за доставку пары книг, какими бы редкими они ни были.
- Ты знаешь адрес?
- Олд Комптон-стрит, сэр.
- Тогда ступай.
Мальчик взял связку книг, и вновь надев кепку, поспешил прочь.
- Вы очень доверчивы, Крэйден, - заметил я. – Что удержит парнишку от того, чтобы взять ваш соверен и при том похитить пару редких книг?
Казалось, что Крэйдена позабавил этот вопрос.
- Вы знаете Священное писание, Холмс?
- Отчасти.
- Там была история римского воина, которому не надо было смотреть за тем, что его команды выполняются. – Сделайте это, - говорит он, и это сделано, и все.
- Я знаю только одного человека в Лондоне, имеющего такой авторитет.
Крэйден стал очень серьезен и снова потянулся к своей фляжке.
- Тогда он сам дьявол, - пробормотал он, и вернулся к своему любопытному эксперименту, а я решил покинуть лабораторию и отправиться к Броуди.
- Броуди?
Холмс кивнул.
- Даже если б я не слышал, как мальчишка упомянул его адрес – Олд Комптон-стрит – я знал, что у двух таких редких книг, как Кристисон и Калпепер не может быть другого пункта назначения, кроме как Броуди.
В те дни у меня не было дохода, который позволял бы мне утолять мою жажду в собирательстве книг, а читальный зал был полезен лишь тогда, когда его часы соответствовали моему нерегулярному распорядку дня. Я много месяцев не был в городе, когда узнал, что могу получить все книги, какие хочу и не тратить при этом свои финансы, будучи постоянным клиентом подписной библиотеки на Олд Комптон-стрит, управлял которой старый книготорговец по имени Броуди. Его коллекция насчитывала тридцать тысяч экземпляров, и за скромную плату одной гинеи в год можно было получить доступ к большинству этих книг. Его общий фонд составляли по большей части популярные романы, но у него был замечательный запас исторических и научных трудов, некоторые представляли значительную ценность, хотя я не думаю, что кто-нибудь из клиентов Броуди рискнул бы возможностью пользоваться его библиотекой, похитив одну из этих книг.
Броуди нет уже двадцать лет. У меня всегда было мало друзей, Уотсон, даже когда я был моложе, но Эйдена Броуди я считал своим другом. Он был странным старым гномом, который знал все и всех, а не только книги. Если вы хотели узнать, где нанять грума или слесаря или сколько было заплачено за возвращение некоторых компрометирующих писем или кто осмотрительно заменил семейные бриллианты стразами или, где купить свежие апельсины или дешевую селедку – то Броуди был именно тот человек, который вам нужен. Я провел в его заведении много интересных часов, не только роясь в его книгах, но и слушая его бесконечные и увлекательные рассказы и различные сплетни.
Я взял кэб и отправился на Олд Комптон-стрит, это была небогатая событиями поездка за исключением одного эпизода. Когда у меня в голове немного пришли в порядок мысли после этой встречи в Бартсе, я вспомнил о карточке МакИнеса и вытащил ее из кармана. Постойте, она все еще у меня.
Холмс встал и пошел к своему столу, стал копаться в куче бумаг в одном из его ящиков и вернулся с желтоватым квадратным куском плотной бумаги, на котором было написано следующее:

Марвуд Лээрд МакИнес
Изготовление изысканных изделий из кожи
Оксфорд-стрит

Ниже была указана другая его профессия: Палач.

Вот прямо совсем вскользь. Только один день на этой неделе я дома.
Думала буду сидеть над "Читателями" (отличное название для фанфика). а ковыряюсь с сохранением дневника и еще накопились переводы, сделанные на работе.
Иногда бывает, тебе что-то такое напишут, что ты в сердцах пытаешься хлопнуть дверью и говоришь, что после такого ничего писать уже не стоит. А бывает та же мысль приходит неторопливо и без всякой драмы, наверное, это как у жизни конец- может быть болезненным и внезапным, а может прийти незаметно и принести облегчение и избавление...
Сижу вообще с трудом и не в форме - на работе начала хлюпать носом и напилась вчера антигрипина, а я от него всегда сплю, причем очень как-то болезненно. Надеюсь, что к завтрашнему дню мне хоть как-то полегчает, а то на собрании три часа клевать носом и чихать - так себе удовольствие.

Дочитала "Скрытое пламя". Финал не понравился. Такое часто бывает в фанфиках - разбег был на миллион, а сам прыжок - на копейку. Можно было наваять что-то гораздо более трагичное и закрученное. И больше всего мне там нравятся моменты, которые все это как бы обещают. Мориарти в роли домашнего тирана... Тут такое можно было бы расписать... Вышло как-то оборвано и скупо. В который раз - мысль "хоть садись и сама переписывай". Домой приехала закинула книжку в "долгий ящик". Но сейчас не знаю, может, как-то мало-помалу все же переведу.

Взялась после нее за "Артистизм в крови" Бонни Макбёрд. Страниц 20 прочла, пока очень нравится, даже несмотря на то, что вчера продиралась сквозь сон. В начале отличная сцена с депрессивным Холмсом, у которого кокаиновый запой на почве уотсоновской женитьбы. Правда, все это как-то ненавязчиво. Но вспомнив недавние записи о длительном перерыве в отношениях после брака Уотсона, я готова поверить, что было именно вот так, хотя, может, на поверхности это выглядело иначе. А вот когда лежащий на диване, завернутый с головой в плед, Холмс, не поворачиваясь, говорит Уотсону: "Уйдите!", я в это верю сразу и безоговорочно. Короче, это хорошо, жаль, что остальные книги не в бумажном виде.

Села редактировать сделанные на работе переводы. И вот к слову. Вот эти электронные переводчики это, конечно, зло. Да, они помогают, облегчают работу, создают, как минимум, какой-то каркас. Только ты потом понимаешь, что если переводить самой, кое-что там вышло бы по-другому. И вроде и так все неплохо, хотя понимаешь, что надо сидеть все выверять и переделывать. А так не хочется... А есть люди, которые этого и не делают. Я только все же не пойму, неужели самим-то такое нравится? Зачем, куда они торопятся? Когда ты по три раза перепроверяешь, и все равно недоволен, и видишь, сколько еще можно исправить. Сидишь, ломаешь голову , подбираешь нужное слово. И что-то особенное, вроде Линдси Фэй или этих "Читателей" переводить хочу сама, чтоб не было соблазна.

Попробую вкратце набросать то, что прочла в "Скрытом пламени", хоть и наощупь отчасти, потому как в метро и без словаря.
Значит, Уотсон как- то устал, выбился из сил и Холмс подарил ему поездку куда- -то на курорт. Всё вроде хорошо , доктор отдыхает, они переписываются, но Уотсон не спокойно и он вспоминает, что накануне Рейхенбаха Холмс тоже пытался его отдалить от всех своих дел. Короче, Уотсон запсиховал, бросил отдых и приехал в Лондон.
На Бейкер-стрит он узнал, что Холмс поехал в Ньюгейтскую тюрьму, которая вроде закрывалась, и Холмс намерен был получить что-то из её архива или склада - не помню. Уотсон поехал туда и увидел, как Холмс выходит из ворот тюрьмы, держа в руке сверток, и под руку с молодой женщиной. Потом он посадил её в экипаж, а она на прощание поцеловала его в щеку. Уотсон офигел)
Значит , потом Холмс понял, что Уотсон его выследил и начал рассказывать ему всю эту историю.
Вот тут уже больше неясных мест. Но в целом обрисую. Холмс уже не в университете, но ходит на лекции в Бартс. Там у него есть один знакомый Крэйден, весьма эксцентричный товарищ. Потом еще Холмс ходит в лавку к одному букинисту и там один раз встречает весьма эффектную женщину. Букинист рассказывает о ней. Зовут её Вайолет Тернер, она вроде из артистической (то есть художественной) среды, попутно не только прекрасная шахматистка, но и виртуозная скрипачка. Семья была в бедности, и её совсем юной купил у её отца профессор Мориарти.Букинист говорит о нем так, будто все знают, что Мориарти гений криминала. Мориарти привёз девушку в Лондон, а она родила ему троих детей.)
Женщина она умная и в какой-то степени отчаянная. Естественно , хочет уйти от профессора, но не может. Её вроде что-то связывает с этим приятелем Холмса, но как-то все смутно.Холмс знакомится с ней и хочет помочь, но пока безуспешно, правда, он даже проникает к ним в дом, но ничего особенного не узнает.
В одно прекрасное утро Холмса будит Грегсон и зовёт его на место преступления, дом Мориарти подожгли, дети сгорели, Мориарти подозревает в этом свою сожительницу. Вот там где-то вроде была экономикой миссис Хадсон, если я все правильно поняла. Вот на этом я пока остановилась. Героиня очень неплохо изображена, и есть несколько сцен, которые точно переведу, остальное пока не знаю.
Мориарти пока появлялся только мельком, но прямо вижу Эрика Портера. Холмс иногда не сильно в характере, и позабавило, что они с Майкрофтом периодически выходят в свет.

Вчера был день рожденья Чарльза Грея



Когда читаю эпопею о молодом Холмсе Westron Wynde, мечтаю иногда, как было бы классно, если бы он более молодым сыграл более молодого Майкрофта. Это было бы что-то уникальное...

Утром еле-еле включился ноут. Вот этого боюсь.

Начала читать "Скрытое пламя". Вначале очень хорошо пошло и комфортно, пока как бы идет рассказ Уотсона о каких-то современных вещах. Но когда Холмс начал рассказывать о юности, как-то даже не знаю. Там, конечно, по любому есть пища для размышлений и собственных фантазий. Но сейчас мне кажется , что там небольшой перебор в отношении Холмса к упомянутой там женщине. Это ведь все-таки Холмс... И идея, что он многое перенял у какой-то леди, на мой взгляд, не самая лучшая. Но посмотрим, что дальше. Немного осмотрюсь там, тогда, может, напишу подробнее, а то пока все на ощупь, да и читаю без словаря. Поэтому остаются не совсем ясные места, по крайней мере отчасти.